Иллюзия победы. Часть вторая. - Ник Фабер

месту должно внимания, либо вообще забыли о его существовании. Кучи мусора валялись прямо на улицах, заботливо сдвинутые к стенам зданий, которым явно не помешал бы ремонт. Некоторым даже капитальный.

И, что почему-то удивило Тома, здесь оказалось полно людей. Даже несмотря на то, что сейчас середина ночи, они ходили по улицам. Разговаривали. Кто-то сидел за столиками крошечных закусочных прямо на улице, потягивая ароматный дым из кальянов. Другие пили чай или ели. Пролетая над одной из улиц, Райн даже заметил полный людей рынок. Широкую улицы, полную небольших палаток и прилавков. Люди сновали между ними, перемещаясь от одного к другому.

Жизнь здесь, казалось, вообще не замедлилась с приходом темноты, на что обратил внимание Лизы Том.

Ответ оказался проще, чем могло бы показаться. Количество хашмитских патрулей с заходом солнца уменьшалось. Они почти пропадали с улиц, если уж на то пошло. Солдаты старались не соваться в районы окраин по ночам. В том числе и благодаря группам подобным «Свараджу». Не настолько храбрым, чтобы нападать при свете дня, но не желающим упустить свою возможность, когда солнце скрывалось за горизонтом. Они бросались на вооружённые группы из нескольких солдат, убивали их, забирая оружие и другое снаряжение и растворялись в кажущейся бесконечной паутине узкий переулков.

Естественно, что реального вреда режиму такие нападения принести не могли. Чтобы там не думали эти «храбрецы», но всё, что они делали — занимались обычным убийством и грабежом. Убивали одних, чтобы забрать то, что было им необходимо. Да они и сами прекрасно это понимали. Если и не сразу, то со временем уж точно. Слишком часто такие вот «революционеры» превращались в обычных бандитов и головорезов, когда полог высоких идеалов исчезал подобно миражу в пустыни и обнажая скрытую в глубине человеческой натуры алчность.

И чем тогда одни лозунги отличаются от других, когда и те и другие написаны кровью?

Аша посадила флаер в паре кварталов от нужного им места. Рядом с небольшим складом. Какого-то отношения к нему они не имели, просто это место оказалось достаточно удобным, и их машина не будет привлекать внимания. Хотя бы на первый взгляд.

Выбравшись наружу, Том первым делом поправил намотанную на голову куфию. Широкий платок, служащий, головным убором, как хорошо защищал от палящего солнца, так и прикрывал лицо от лишних взглядов. Эту деталь гардероба его заставила надеть Франческа. Сказала, что таким образом они будут не так заметны. Главная проблема по её словам — выделяющаяся и отличающаяся от местных внешность, могла доставить слишком много хлопот. Говорила она это с такой уверенностью, что Райну показалось, будто эти знания вбиты в неё вместе с полученным от жизни опытом. И вряд ли этот опыт был достаточно приятным.

— Пошли, — позвала их Лиза. — Здесь недалеко.

— Что это за место? — тихо поинтересовалась Франческа, догнав Вейл.

— Арнав сказал, что какой-то небольшой ресторанчик или что-то вроде того, — пожала та плечами и одновременно с этим осматриваясь по сторонам.

— Хорошо, если не ловушка, — проворчала верденка.

— Не переживай, подруга. Если эти ребята вздумают бузить, то очень крепко об этом пожалеют, — успокоила её шагающая рядом Аша, держащая на плече небольшой рюкзак.

Обернувшись, сульфарка бросила взгляд на тёмное небо и приближающиеся к городу тёмные тучи.

— Паршивая, похоже, будет погодка.

Глава 8

Она просто лежала в своей комнате. Снова.

Хотя, пожалуй, слово «комната» мало подходило к коморке два на два метра без окон и со стоящей у стены раскладушкой. С брошенной на пол сумкой и парой бутылок с питьевой водой, что стояли или же валялись прямо на полу. Но лежащей на старом матрасе девушке было плевать. Ей вообще на много теперь было наплевать. Не волновала капающая на бетонный пол вода, капли которой срывались с плохо закрученой муфты на ржавой трубе на потолке. Не заботил запах сырости и плесень, растущая в углу. Даже на ползающих по сумке мелких десятилапых насекомых, она едва ли обращала внимание.

Вместо этого она просто повернулась лицом к стене, отворачиваясь от всех звуков, что доносились из-за тонкой двери, что служила входом в её убежище. Лата не хотела ни с кем говорить. Ни с кем встречаться. Она вообще ничего не хотела.

Потому что больше ничего не осталось. Теперь всё это окончательно потеряло для неё всякое значение, превратившись лишь в лишённые смысла звуки.

В разное время к ней приходили разные люди. Шехар, желающий проверить, как она. Масуд, утверждающий, что она всё сделала правильно. Аша, в бесполезной попытке утешить подругу. И другие. Они хотели помочь. Наверное. Она не знала. Да и не хотела знать. Лата просто хотела, чтобы её наконец оставили в покое.

Все их слова бесполезно сотрясали воздух в тесной каморке, что стала ей спасительным убежищем от внешнего мира. Девушка не слушала их. Не хотела слышать. Потому что знала правду. Горькую, разъедающую её подобно кислоте правду.

Больше ничего не осталось. Вообще. Сначала друзья и близкие, погибшие во время восстания. Потом семья, убитая мясниками Рустала прямо у неё на глазах.

А теперь и Вимал.

Единственный человек, который не переставал верить в неё, даже когда она сама перестала. Тщетно пытавшийся вытащить её из бесконечного омута злости и желания мести, в который она сама же с головой и погрузилась. По своей собственной воле. Отворачиваясь от того, для кого была важна.

И теперь он мёртв.

Умер из-за её желания глупой и бесполезной мести. Лата сама себя сжирала. Пыталась хоть как-то оправдаться. Что в тот момент не было другого выбора. Другой возможности. Может быть так-то оно и так.

Вот только правда в том, что именно из-за неё погиб последний человек, который любил её.

И которого любила она.

Почему люди понимают это так поздно? Воспринимают других и их чувства, как должное до того момента, пока не потеряют? Она отмахивалась от него, всё глубже и глубже погружаясь в бесконечное по своей глубине болото ненависти к тем, кто отобрал у неё семью. Вместо того, чтобы принять случившееся и попытаться жить дальше, она просто отказалась от настоящего, с головой уйдя в прошлое. Цепляясь за свою ненависть, будто это было единственное, что не давало ей забыть о родных.

Какая же дура. Безмозглая, тупая дура.

А теперь не осталось вообще ничего.

В тишине крошечной каморки раздался тихий всхлип. Затем ещё один. Лежащая на раскладушке фигура девушки вздрогнула и сжалась в комок