По ту сторону рифта - Питер Уоттс

– Ничего себе. – Неожиданно бредни Фицджеральд превращаются в нечто откровенно прозаичное. – Но если он прав…

– Все сошлись на том, что это не так, – поспешно вставляет Рассел.

– Но если. Если модель точна, то как отличить реальную жизнь от загробной? Какой тогда в этом смысл, иначе говоря?

– По идее, смысл в том, чтобы избежать гибели. Что же до различий… – Рассел качает головой. – Собственно, я так и не дочитал его книгу. Как вы уже поняли, теология не настолько меня интересует.

Томас также качает головой:

– Что-то не могу поверить во все это.

– А мало кто смог, – говорит Рассел. Потом, словно оправдываясь, прибавляет: – Хотя, если мне не изменяет память, теоретические выкладки у Типлера были довольно основательные.

– Не сомневаюсь. Что с ним стало потом? Рассел пожимает плечами.

– А что обычно происходит с теми, кому хватает глупости предложить людям новый взгляд на мир? На него все накинулись, как акулы на добычу, и разорвали на куски. Где он теперь, не знаю.

В чем подвох?

Ни в чем. Во всем. Ни с того ни с сего проснувшись, Майлз Томас озирает свою квартиру-студию, погруженную во тьму, и пытается уверить себя, что ничего не изменилось.

А ничего и не изменялось. С улицы доносится тот же, что и всегда, шум ночного движения. По стене и потолку расползаются серые параллелограммы, оконный переплет отбрасывает бледную тень в свете далекого фонаря. Левая половина кровати по-прежнему пустует, уход Натали остался в таком далеком прошлом, что Томасу уже и не нужно напоминать себе о нем.

Он бросает взгляд на электронные часы у изголовья: 02:35.

Что-то стало иначе.

Ничего не изменилось.

Хотя одно отличие имеется. На тумбочке лежи опус Типлера, в полиэтиленовой защитной обложке отражается красный огонек часов. «Физика бессмертия: современная космология, Бог и воскресение мертвых». В темноте букв не различить, но такое название не забудешь. Днем доктор заскочил в библиотеку и взял там книгу, раскрыл наугад

…лемму 1 и тот факт, что

значит,

, что является не чем иным, как (E.3), однако (E.3) верно лишь при том условии, что…

…и швырнул в портфель, потому что ему сразу стало противно и не по себе. Он не знает даже, зачем вообще потратил время, чтобы раздобыть эту ересь. У Жасмин Фицджеральд бредовое расстройство, только и всего. По причинам, в которые Майлз Томас вдаваться не обязан, она устроила своему мужу вивисекцию на кухонном полу. А теперь выдумывает, как бы себя оправдать, исправить непоправимое, и тот факт, что она прикрывает свои бредни космологической тарабарщиной, не делает их более заслуживающими доверия. На что он рассчитывал – за ночь стать спецом по квантовой механике? Да светит ли ему хотя бы малая доля тех знаний, которые нужны, чтобы заметить прорехи в ее старательно сконструированных фантазиях? Зачем вообще утруждать себя?

Но он так и поступил. И сейчас «Современная космология, Бог и воскресение мертвых», черт бы ее побрал, смутно рисуется перед ним в половине третьего утра, и что-то явно изменилось, он почти уверен в этом, но никак не может понять, что же именно. Просто чувствует себя как-то иначе. Чувствует…

Бодрость. Вот что ты чувствуешь. И не смог бы уже заснуть, даже если бы от этого зависела твоя жизнь.

Вздохнув, Майлз Томас включает лампу для чтения. Щурится, пока зрачки не приспосабливаются к свету, протягивает руку и берет постылую книгу.

Поразительно, но кое-что в ней почти понятно.

– Ее здесь нет, – сообщает ему санитар. – Вчера пришлось перевести в соседнее заведение.

То есть в больницу.

– Почему? Что стряслось?

– Понятия не имею. Посинела, судороги начались… вообще-то мы думали, ей каюк. Но когда прибежал врач, с ней уже все было в норме.

– Ерунда какая-то.

– Уж мне ли не знать. С этой психованной су… с ней сплошная ерунда.

Санитар с хмурым видом удаляется по коридору.

Жасмин Фицджеральд лежит, укутанная в простыни, как в смирительную рубашку, и не мигая смотрит в потолок. Рядом сидит медбрат, его лицо выражает скуку и любопытство в равных пропорциях.

– Как она? – спрашивает Томас.

– Даже и не знаю, – отвечает парень. – Сейчас вроде нормально.

– Ничего нормального тут не вижу. У нее же практически кататония.

– А вот и нет. Правда, Жас?

– Приносим извинения, – весело щебечет Фицджеральд. – Вызываемый абонент временно недоступен. Пожалуйста, оставьте сообщение, мы вам перезвоним. – Затем: – Привет, Майлз. Рада вас видеть.

Ее взгляд при этом не отрывается от звукоизолирующей плитки на потолке.

– Советую разок-другой моргнуть на днях, – произносит Томас. – А то глазные яблоки пересохнут.

– Не беда, это легко исправляется вдумчивой редактурой, – отзывается она.

Доктор искоса смотрит на медбрата.

– Не могли бы вы нас оставить на несколько минут?

– Без проблем. Если понадоблюсь, я в столовой.

Томас ждет, пока не захлопнется дверь.

– Итак, Жас. Какова же масса бозона Хиггса?

Она моргает.

Улыбается.

Поворачивает к нему голову.

– Двести двадцать восемь ГэВ, – говорит она. – Так вот оно что. Значит, кто-то все-таки сподобился прочесть план моей диссертации.

– И не только его. Это ведь один из поддающихся проверке прогнозов Типлера, не так ли?

Ее улыбка становится шире.

– Ключевой, собственно. Все остальное более-менее самоочевидно.

– И вы провели проверку.

– Угу. В ЦЕРНе. Ну и как вам его книга?

– Я прочитал лишь отдельные части, – признаёт Томас. – Тяжеловато дается.

– Извиняюсь. Моя вина.

– То есть как это?

– Я подумала, вам не помешает помощь, и слегка вас прокачала. Повысила скорость усвоения данных. Недожала, видимо.

По спине доктора пробегает непонятная дрожь, которую он игнорирует.

– Я не… – Томас потирает подбородок: утром он забыл побриться. – …Не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

– Да все вы понимаете. Не верите просто. – Фицджеральд высвобождается из простыней и откидывается на подушку. – Тут разница чисто семантическая, Майлз. Вы такое назвали бы бредом. Мы, физики, – гипотезой.