Северная война - Андрей Бондаренко

— Александр Данилович, господин генерал-майор! Не губите! — тут же отчаянно зачастил арестованный. — Ни сном я и ни духом! Христом Богом молю! Все расскажу! Ничего не утаю… Святой крест, ей-ей…

— Все расскажешь, конечно, любезный Фрол! — согласился с денщиком Егор, грозно и многозначительно клацнув своими клещами. — Куда же ты денешься, родимый? Только сейчас меня все — и не интересует! Ответишь правдиво всего на три-четыре моих вопроса, и живи себе на здоровье, дальше копти небеса… Ну так как: ответишь — правдиво?

— Отвечу, милостивец, отвечу! Спрашивайте…

— По дороге в Александровку вы с дворянином Брюсом останавливались на постоялом дворе в селе Воскресенском?

— Да, останавливались.

— В какое время дня приехали туда? Зачем?

— К обеду мы и подъехали, господин генерал-майор! — не раздумывая, ответил Фролка. — Господин Брюс сказали, что только пообедаем, накормим лошадей и поедем дальше. Потом, уже ближе к вечеру, передумали велели, мол: «Распрягать лошадей, остаемся здесь ночевать!» Только утром уже…

— Остановись-ка, братец! — властно прервал допрашиваемого Егор и еще раз громко клацнул клещами. — А можешь вспомнить, с кем твой господин обедал? Это очень важно! С кем Яков Брюс обедал, разговаривал? Куда те господа направлялись?

Фролка закатил глаза к потолку, медленно зашевелил губами, явно напрягая свою память, после чего ясно и связно изложил свои воспоминания:

— Кроме моего господина за обеденным столом сидело еще четверо. Все персоны важные и известные. Справа от хозяина — голландец Ван Лейден, пожилой уже, в огненно-рыжем парике. Он в России закупает меха и самоцветы уральские, ехал куда-то на восток, по делам торговым. Не могу сказать точнее… За этим голландцем сидел англичанин по фамилии Сидней. Этот русским лесом торгует. Да в этот раз у него случилась отменная неприятность: бриг его торговый попал в сильный шторм, передняя мачта сломалась, открылась сильная бортовая течь. Так что пришлось англичанину свой корабль поставить на зимовку в Архангельске. А сам мистер Сидней, по его собственным словам, решил немного попутешествовать по России — без всякой цели и конкретного маршрута. Он и сам не знал — куда назавтра поедет. Все никак не мог решить: к Москве следовать или к Воронежу? С левой стороны от господина Брюса сидело двое русских. Савельев Савва Никитич, он по торговой части, состоит при Тихоне Савельевиче Стрешневе, который ведает всеми воинскими поставками. Так вот, этот самый Савельев следовал в Царицын, по делам своей службы. И последний — Цыклер Иван, бывший стрелецкий полковник. Он из Таганрога, где сейчас ремонтирует мол портовый, ехал в Москву Белокаменную…

«И эти четверо наверняка масоны! — решил внутренний голос. — Англичанин и голландец — еще ладно.

А вот эти Савельев и Цыклер… Кончать надо обоих, чисто на всякий случай! Шепнуть не забудь, братец, кому следует. Особенно — по поводу Савельева… А Стрешнев-то Тихон куда, спрашивается, смотрел, чудак старый? А еще — компаньон, блин горелый…»

— С кем-нибудь еще общался твой хозяин в Воскресенском? — строго спросил Егор.

— Никак нет! Так с обеда и до самого вечера держались они все вместе, постоянно шептались между собой. Только уже перед ужином господин Брюс отходил от стола, о чем-то беседовал с отроком — мне неизвестным…

«Вот же — эти дела амурные! — некстати подумал Егор. — Наверняка Васька Волков и царевна Наталья были плотно заняты своими ранами сердечными, вот и выпустили — пусть и ненадолго — царевича Алексея из вида! А с Гаврюши Бровкина, мальчишки сопливого, какой спрос?»

Отбросив в сторону уже ненужные клещи, он по-доброму подмигнул Яшкиному (уже бывшему) денщику:

— Ладно, бродяга, живи пока! Может, и свидимся еще, Бог даст…

Выйдя из погреба, Егор велел Солеву и Апраксину:

— Освободите от пут этого Фролку! Не обижайте больше, накормите, поднесите чарку. И вообще, присмотритесь к мальцу. Наблюдательный очень уж! Может, его в нашу Службу определить? Подумайте на досуге…

Возле амбара Алешка Бровкин старательно лил из ведра колодезную воду на голые руки и плечи Петра, изображавшего из себя неуклюжую букву «Г». Царь по-мальчишески взвизгивал, громко фыркал и довольно отдувался…

Когда вода в ведре закончилась, Петр выпрямился, взял из рук подбежавшего Гаврюшки льняное белое полотенце, начал усердно растираться, покосился на Егора и сообщил, недовольно скривившись:

— Молчит, гад упрямый! Все терпит, орет благим матом, зубами скрипит, плюется во все стороны, волком воет, но… Не отвечает на вопросы, гнида! Ничего, я сейчас малость отдохну, перекурю, и — по новой… У тебя, Алексашка, есть что-нибудь?

— Есть, мин херц, есть! Предложение одно дельное — есть. Чего время терять?

— Так предлагай, чего молчишь? — нахмурил брови Петр.

— Помнишь, мин херц, как ты Якова нахваливал в Амстердаме-городе? Мол: «Побольше бы нам — таких Брюсов! Не деньги и богатство — главное в этой жизни! А стремление к разным знаниям, стремление — первым быть во всем!» Помнишь?

— Ну помню! И что с того?

— Брюс, он действительно немного ненормальный. Для него главное — возможность постоянно получать новые знания, — начал терпеливо объяснять суть своей идеи Егор. — Ради этих мифических Высших Знаний он душу продаст свою! Причем нашему Яшке совершенно все равно — кому конкретно продавать эту душу… Вот я и предлагаю: воспользоваться этим и предложить Якову сделку, от которой он не сможет отказаться…

— Какую еще сделку? — взревел Петр. — Да я ему, уроду рыжему, сейчас вставлю в задницу раскаленный прут, а после этого…

Минуты через четыре, дождавшись, когда царь полностью выговорится, Егор продолжил:

— Суть сделки проста. Брюс рассказывает: кто и куда увез царевича Алексея. Он же за это получает — свою заветную мечту. А именно, в Москве мы его тайно (и пожизненно!) поселяем в большой специальный дом — с крепкими решетками на окнах, под строгой охраной. Оснащаем там всякие лаборатории, какие он пожелает, закупаем в Европах любые книги, какие он скажет. Захочет телескоп — как у Галилея — будет ему телескоп… Указом настоящим все это оформим, прямо при нем. Пусть там будет прописана и сумма, ежегодно выделяемая на всякие Яшкины чудачества. Скажем, тысяч сорок рублей в год, или там — семьдесят… Брюсу это непременно понравится: полный покой, охрана, ничто не отвлекает — от получения разных знаний. Подумай, мин херц! Попробуй… Нам сейчас дорога — каждая минута![18]

Надо отдать царю должное: для принятия важного решения ему хватило секунд сорок — пятьдесят.

— Василий! Срочно бумагу, перо и чернила! — велел Петр Волкову. — Немедленно, бегом!