Петр Первый. Благо или зло для России? - Евгений Анисимов

С годами, по мере накопления опыта, он стал ощущать себя (или, как теперь принято говорить, позиционировать себя) учителем, точнее Мастером, который гордо показывал людям свои мозолистые руки, хвастался, что знает четырнадцать ремесел. Самое важное кроется в том, что он знал, чему и как он будет учить русский народ. Естественно, дело не во владении конкретными ремеслами (хотя и это, полагал Петр, в век господства рационализма и картезианства тоже полезно: знание морского дела или ремесла никогда не повредит дипломату или губернатору), а в "служении отечеству". Для Петра самодержавие было "работой", тяжким трудом, ответственной обязанностью, бременем, которое "воля Всевышнего Правителя возложить изволила, оное оставляем непостижимым судьбам Его". Это цитата из Морского устава 1720 года, точнее из вступительной части, в которой говорится о заведении морского дела в России. Так и в других сферах Петр чувствовал себя обязанным провести реформы. Еще в 1695 году, находясь под осажденным турецким Азовом, он сформулировал идею собственного служения России: став по воле Бога царем, будучи "назначен" на эту должность, он должен честно, истово, не покладая рук трудиться во славу отечества и, если потребуется, отдать за него жизнь.

Эта, в сущности, протестантская идея служения была для него актуальна на протяжении всей жизни, придавая смысл его деятельности. Свое предназначение как Мастера Петр видел в распространении подобных убеждений, поэтому с радостью наблюдал плоды своего труда. В указе 1723 года он писал: "Что мало охотников (заводить мануфактуры. — Е. А.) и то правда, понеже народ наш, яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех нынешних дел не все ль неволею сделано, и уже за многое благодарение слышится, от чего уже и плод произошел".

Недоброжелатель:

Это так красиво, заслушаешься. Но давайте-ка посмотрим на этот предмет с другой стороны. В вашей "песне во славу трудолюбивого самодержавия" есть один очевидный изъян. Еще Н. М. Карамзин, ревностный сторонник монархии, был убежден, что самодержавие — это не самовластие и тирания, пример которых он увидел в царствовании Ивана Грозного, которого называл тираном и убийцей. По мнению Карамзина, истинное самодержавие есть "законная монархия", которая хотя и сама устанавливает законы, но следует им, показывая своим подданным пример законопослушания и избегая губительной для народа и страны тирании. Так вот, Петр, руководствуясь благими целями, стремясь создать обширный свод законов о власти, был далек от позднейших понятий "законной монархии". Для него самодержавие было не чем иным, как самовластием. Он в определенном смысле повторил путь Грозного, превратив самодержавие в тиранию, что затем привело к эпохе дворцовых переворотов и утверждению безграничного и порой капризного самовластия.

Этот поворот обнаруживается в ходе Петровских реформ и в первую очередь при осуществлении преобразований политической системы. Прежде всего, эта реформа привела к разрушению традиционных институциональных форм русской государственности XVII века, которые в историографии справедливо называли "самодержавием с Боярской думой". При ее оценке необходимо избежать влияния петровской пропаганды, породившей устойчивый стереотип, что до Петра система власти была примитивной, "архаичной", неэффективной — так впоследствии представлялась вообще вся Россия XVII века. То, что в учебниках называется кризисом политической системы первых Романовых, было на самом деле ее удушением и уничтожением властной волей Петра Великого.

Между тем при ближайшем рассмотрении административная и политическая конструкция, ставшая результатом развития русской государственности на протяжении всего XVII века, была достаточно эффективной, гибкой, способной реагировать на изменения обстановки, могла совершать то, что социологи называют "политическим творчеством", принимала и усваивала навеянные временем и опытом других народов инновации. Это не значит, что система была лишена типичных для российской власти недостатков, но она была развивающейся, а не застойной. Иначе и не могло быть — мы хорошо знаем, как возрождалась Россия после ужаса Смуты, интервенции, мятежей, гражданской войны начала XVII века. Когда делегация Земского собора, избравшая на трон Михаила Романова, весной 1613 года явилась в костромской Ипатьевский монастырь, где тот скрывался со своей матерью старицей Марфой, и огласила адресованную ей грамоту с просьбой отпустить сына на русский трон, то она "слышать того не восхоте". Старица Марфа была убеждена, что ее сына ждет страшная участь прежних правителей, когда "Московского государства всяких чинов люди по грехам [их] измалодушествовались, дав свои души прежним государем, не прямо служили" и разорили всю страну, так что в России воцарился невиданный разбойничий террор и анархия — незадолго до приезда делегации сами Романовы благодаря подвигу Ивана Сусанина чудом спаслись от шайки убийц и мародеров. Сам избранный царь "с великим гневом и плачем" также решительно отказался от предложенной чести быть государем страны, в которой "боляре и воеводы в самовластии блудяху". Лишь после многочасовых уговоров Марфа согласилась, и Михаил поехал в Москву, на тот момент представлявшую собой выжженную пустыню. Его короновали в Успенском соборе, где еще заметны были следы разорения. Постепенно страна, которая недавно чуть не исчезла с карты мира, начала возрождаться. Она поднялась из руин даже при слабой власти царя, в условиях войны с мощной Речью Посполитой (в 1618 году польско-литовские войска во главе с королевичем Владиславом, по-прежнему претендовавшим на русский трон, дошли до Арбата, где их с трудом остановили полки московских воевод). Но уже при сыне Михаила — царе Алексее — Россия превратилась в самостоятельное, сильное государство. Значит, у народа и власти хватило внутренней силы возродить страну из пепла, значит, это была жизнеспособная система.

Отметим основные черты политического строя России XVII века, избегая упрощенного славянофильства. Самое главное: первые Романовы не правили Россией самовластно, как впоследствии Петр и его преемники. После Смуты постепенно сложилась довольно гибкая политическая система, обеспечивающая качественное взаимодействие и функционирование всех властных институций тогдашней России. За практикой управления стояли правовые, хотя и не всегда письменно зафиксированные отношения государя, элиты, сословий и всей земли. Эти весьма эффективные и сбалансированные отношения учитывали весь спектр возможных факторов — личностных, родственных, имущественных, религиозных и других. Важные решения проходили общественную апробацию. Земские соборы как регулярные съезды выборных от всей земли, постоянно действующая Боярская дума и ее палаты и комиссии, дворянские и городовые корпорации были действенными институциями, гармонизирующими властную вертикаль. По различным каналам — посредством выборов и согласованных мнений сословий на Земских соборах, боярских совещаний с царем и без него, коллективных челобитных служилых дворян и посадских людей, в крайних случаях даже через требования участников бунтов (а без этого массовые движения не обходились) — верховная власть постоянно получала сигналы от общества, с учетом его интересов корректировала свою политику, стремясь к балансу собственных, государственных и сословных интересов.