Слабо не влюбиться? - Татьяна Юрьевна Никандрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, Вась, ты готова? — спрашивает подруга, подводя глаза аккуратными стрелочками.
Нет, ну как у нее так красиво получается? Прямо идеальный макияж! А вот мои собственные стрелки напоминают толстых пьяных червяков, которых несимметрично ведет то в одну сторону, то в другую.
— Почти, — бухчу я, стирая с век карандаш. Просто туши для ресниц будет вполне достаточно. — А ты?
— Да. Я тогда тебе платье пока ушью.
Откинув за спину золотистые волосы, Лерка вооружается иглой и нитками и принимается за мой многострадальный наряд. К тому моменту, как я управляюсь с макияжем и укладкой волос, подруга уже затягивает узелки и любуется своей работой.
— Готово! — довольно провозглашает она. — Примеряй!
Немного дрожа от волнительного предвкушения, надеваю платье, и с губ срывается облегченный вздох. С новым лифчиком и в ушитом состоянии оно, безусловно, смотрится куда лучше. Но все же до идеала явно не дотягивает. Как ни крути, а на модели в Интернет-каталоге оно сидело эффектней.
— Так, а теперь провернем смертельный номер, — губы Грановской расплываются в улыбке. — Тащи сюда вату, Васёк.
— Вату?! — переспрашиваю, надеясь, что меня подводит слух.
— Раз лифон чутка великоват, будем подгонять его под себя старыми бабушкиными методами!
В глазах подруги искрится непоколебимая решимость, а вот мне страшно. Хоть под кровать лезь!
— Лер, прошу, только не говори, что мы будем пихать вату мне в лифчик!
— А что такого? Во времена безгрудого детства все так делали, — беззаботно отзывается подруга.
— Я — нет!
— Ой, да поняли-поняли, ты у нас святая, — иронизирует она. — Вата-то где?
— А вдруг она оттуда вывалится? — чуть не плачу я.
— Не вывалится! Зуб даю!
Нехотя извлекаю из комода пакет с ватой и протягиваю его Грановской. Прямо сейчас во мне борются две противоположности. Она любой ценой мечтает завоевать титул звезды школьной дискотеки и настойчиво повторяет, что цель оправдывает средства. Другая отнекивается и истерично вопит от абсурдности происходящего.
Нет, вы только подумайте! Вату! В лифчик! До чего я докатилась?
Лерка по-хозяйски запускает руку мне в бюстгалтер и подкладывает туда здоровенный кусок мягкого белого волокна.
— Поправь, чтобы удобно было, — командует она, и я послушно выполняю ее указание. — Ну как? Нормально?
— Вроде да.
Тот же фокус Грановская проделывает и со второй грудью, а потом отходит на несколько шагов и окидывает меня внимательным взглядом:
— Вуаля! Выглядишь потрясающе!
Она отходит от зеркала, открывая мне обзор. И я наконец понимаю, что теперь мой внешний вид ничуть не уступает фотографиям из каталога. Бедра округлые, талия визуально стала уже, ну а бюст увеличился раза этак в два! Возможно, это смотрится немного вызывающе… Но с другой стороны, добрая половина в девчонок в школе так ходит, и ничего! Чем я хуже?
— Лерка, ты гений! — пищу я, красуясь.
— А то! С тебя плитка молочного, — хихикает подруга, торопливо облачаясь в свой стильный костюм и, застегнув молнию на юбке, добавляет. — Готова повеселиться, Вась?
— Спрашиваешь! — отвечаю с задором.
Еще никогда я не чувствовала себя такой красивой и привлекательной. Никогда не испытывала столь безграничную уверенность в собственной неотразимости.
Поэтому ничуть не удивлюсь, если сегодняшний вечер станет особенным.
Глава 20
Биты монотонно долбят по ушам, но танцевать как-то совсем не тянет. А все потому, что музыка, доносящаяся из колонок, — полный отстой.
— Блин, и где чертяку Соколова только носит? — недовольно кривится Грановская. — У меня сейчас уши отсохнут!
Теперь, когда друг опаздывает, а место за диджейским пультом заняли какие-то неопытные пареньки из параллели, становится ясно, что без Тёмы дискотека — не дискотека. Под такую нудную музыку только от мигрени страдать. Видимо, поэтому у всех присутствующих мины кислые-прекислые.
— Не знаю. Он трубку не берет. Может, забыл?
— Ну прям! Только сегодня с ним об этом говорила, — подруга негодующе оттрюнивает губу. — Обещал, последние хиты по-модному смиксовать…
— Господи! Вызовите кто-нибудь Соколова! Срочно! — к нам приближается Серега Зацепин. — Ни одна девка под такое музло в пляс не пойдет!
Да уж, Зацепина хлебом не корми — дай посмотреть, как девки пляшут. Он у нас знаменитый бабник. Ни одной юбки пропустит! Сколько уже на его счету зареванных девятиклассниц? Одному богу известно. Прохиндей и Казанова, вот он кто! Но Тёма с ним дружит, поэтому и нам с Леркой приходится.
— Так ты иди, по-молодецки сгоняй за ним. Может, он дома дрыхнет? — Грановская подталкивает Серегу к выходу. — Дискотека только началась, еще не все потеряно.
— Думаешь? — с сомнением тянет парень.
— Ну конечно! Чем быстрее, тем лучше! А то народ сейчас расходиться начнет.
Зацепин кивает и только направляется к дверям, когда они широко распахиваются и на пороге появляется румяный улыбающийся Артём.
На нем до безобразия драные джинсы и кислотно-розовая толстовка с похабной английской надписью. На голове — не менее яркая шапочка. В глазах — привычный шальной блеск. Соколов вымахал далеко за метр восемьдесят, поэтому смотрится гораздо крупнее и, если так можно выразиться, внушительней основной массы сверстников. Этакий брутал в розовых шмотках.
Я расслабленно выдыхаю и ловлю на лицах окружающих широкие улыбки. Артёму все рады. И не только потому, что он является гарантом качественной музыки — в его обществе в принципе весело. Парень умеет заряжать людей неуемной энергией праздника, драйва и молодежного бунта.
Вот даже сейчас: Соколов только вошел, а внимание общественности уже магнитом приковано к нему. Все ему машут, руки жмут. Кто-то даже обниматься лезет. Неугомонный народ!
— Че так тухло? Почему никто не танцует? — издевается Артём, приблизившись к нам.
Опять на комплимент нарывается, мол, без тебя, Тёмочка, и танцы не в радость. Говорю же, нарцисс.
— Дуй уже за диджейский пульт, опаздун! — командует Грановская. — И вруби нам что-нибудь погорячее!
— Ну не знаю, — ржет парень. — А меня и эта ретро-дискотека восьмидесятых вставляет.
Он поднимает руки и принимается зажигательно двигать тазом в такт музыке. Красиво, пластично, но как-то уж слишком провокационно. Тут как-никак не только школьники, но и учителя. Мне бы на его месте было неловко.
Но Соколов своего добился: все опять смотрят исключительно на него. На то, как он без всякого стеснения танцует один посреди толпы зажатой молодежи. Тёма раскрепощенный и совсем-совсем без комплексов. В этом я ему даже завидую.
— Друган! Я тебя по-братски прошу, — на плече Артёма повисает Зацепин, —