Любовная соната - Мэри Бэлоу

Присцилла догнала его и молча пошла рядом. Он заложил руки за спину и не стал подавать ей руку, чтобы она смогла на него опираться.

– Ты мудрая, Присс, – сказал он спустя какое-то время. – Ты знаешь, как оградить себя от рождения детей, мертвых или живых. Когдатебе захочется уехать, ты сможешь это сделать с чистой совестью, так ведь? И при этом ты избавишь нескольких несчастных смертных от необходимости воображать, будто в мире существует такая вещь, как любовь.

– Джеральд! – прошептала Присс.

И она не смогла бы сказать, чем были вызваны слезы, с которыми ей пришлось бороться, – жестокостью его слов или состраданием к его душе, в которой с тринадцати лет поселилось безрадостное разочарование.

Он очень серьезно относился к своей роли землевладельца. Присцилла убедилась в этом в первые же дни после их приезда. Он почти каждое утро выезжал верхом, чтобы посетить своих арендаторов и работников, и порой возвращался только после ленча. И, хмуря лоб, он обсуждал их проблемы, тревоги и предложения со своим управляющим, а порой и с ней. Но обычно после нескольких минут такого разговора он себя прерывал.

– Мне не стоит утомлять тебя мужскими разговорами, Присс, – говорил он в таких случаях. – Тебе следует просить меня замолчать, когда я начинаю тебе докучать.

– Но мне нравится слушать о твоих людях, Джеральд, – возражала она, и порой он благодарно ей улыбался и продолжал свой рассказ.

Иногда ей мучительно хотелось сказать ему, что многие годы она помогала отцу управлять имением. Ей страстно хотелось говорить с ним, обсуждать разные вопросы, а не просто молча его выслушивать. Ей безумно хотелось отправиться с ним на утренние инспекции.

Однако она молчала. Ей не хотелось, чтобы Джеральд знал ее так, как она начала узнавать его. И конечно, не могло быть и речи о том, чтобы куда-то отправляться вместе, если при этом они встречались бы с другими людьми. Она была его содержанкой и жила с ним в его деревенском поместье без дуэньи. Она полагала, что в округе о ней уже идут пересуды и что его осуждают за столь неподобающий поступок. Привозить любовницу в фамильное поместье считалось дурным вкусом.

Он провел два дня в кабинете, разбираясь в бухгалтерских книгах поместья. При этом его брови постоянно были нахмурены.

– Хейзелвуд все объяснил мне этим утром, – сказал он Присцилле, когда она тихо вошла в кабинет после полудня и встала у него за плечом, глядя на аккуратные колонки цифр. – Но я никогда не умел понимать цифры. Мне еще предстоит с ними разобраться.

Он продолжал хмуро смотреть в гроссбух.

Присцилла просмотрела цифры через его плечо. Похоже, ему посчастливилось найти очень хорошего управляющего. Счета велись четко и очень тщательно. Уже через пять минут она прекрасно в них разобралась. Она смогла бы все объяснить Джеральду. Но она только легко прикоснулась к его голове, перебирая пальцами пряди волос, и ничего не сказала.

– Тебе не обязательно сидеть среди всего этого мужского хозяйства, – проговорил он спустя некоторое время, садясь прямее и обнимая ее за талию. – Почему бы тебе не надеть шляпку и не пойти посидеть в розовой беседке? Я тебя забросил?

– Если ты не возражаешь, – ответила она, с трудом справляясь с желанием наклониться и поцеловать его в лоб, – я принесу мою вышивку, Джеральд, и тихо посижу здесь с тобой. Можно?

Он повеселел.

– Твое прелестное личико будет вдохновлять меня, – сказал он. – Ты даже не представляешь, Присс, как тебе повезло, что ты женщина и можешь не тревожиться о подобных вещах.

– Знаю, – откликнулась она. – Я предоставлю тебе ломать голову, Джеральд.

У него ушло на это два дня, но в конце концов он смог проверить все дела, которые велись на его фермах за все время его отсутствия – с прошлого лета.

Присцилла узнала, что он ворочается и часто плохо спит. После самой Первой ночи он сказал, что ей стоит спать в его постели, чтобы избавить его от досадной необходимости перебираться с кровати на кровать. Она была не в восторге от такого порядка: при этом слишком подкреплялась иллюзия их близости, что могло грозить одиночеством в будущем. Однако этот приказ она выполнила без возражений.

Она привыкла просыпаться ночами, когда он начинал метаться и ворочаться рядом с ней или вовсе уходил из спальни. Один раз – уже занимался рассвет – она встала с кровати и, подойдя к окну, успела увидеть, как он галопом выезжает из конюшни. Часто, когда она просыпалась, он стоял обнаженный у окна и смотрел в темноту.

Иногда она оставляла его наедине с его мыслями, зная, как важна возможность побыть в одиночестве. Иногда она шла через комнату и вставала рядом с ним, шепча его имя или предоставляя ему самому либо принять ее успокаивающее присутствие, либо игнорировать ее, если он того пожелает.

Один раз он обхватил ее за плечи и привлек к себе.

– Тебе следует спать, Присс, – сказал он. – Я тебя разбудил?

– Я вполне довольна тем, что я здесь с тобой, – ответила она.

Он потерся щекой о кудряшки на ее макушке.

– Ты хорошая девочка.

Она молча стояла рядом, пока Джеральд не заговорил снова.

– Мне следовало его продать после смерти отца, – сказал он. – Было глупо его оставлять, правда ведь? Здесь все равно нет ничего, кроме призраков.

– Брукхерст? – переспросила она. – Ты собирался его продать?

– Нет, не собирался. Это-то и странно. Только сейчас мне пришло в голову, что мне стоило бы это сделать. Продать его. Продать все воспоминания, всех призраков. Пусть бы с ними жил кто-то другой.

– Разве ты его не любишь, Джеральд? – изумленно спросила Присс. – А мне казалось, что любишь!

Наступило долгое молчание.

– Понимаешь, я никогда ничего не мог сделать как надо, – проговорил он наконец. – Никогда. Наверное, отцу казалось, что судьба жестоко подшутила над ним, раз выжил именно я, когда было около десяти других возможностей. Один раз он сказал мне, что большинство мертвых младенцев были мальчиками. Его сыновьями. Моими братьями. – Он беззвучно пошевелил губами, словно пытался сказать что-то. – Но выжил именно я. Так Бог подшутил над моим отцом.

– Джеральд, – сказала Присцилла, – я уверена, что он тебя любил.

– Я никогда не был особенно сообразительным, знаешь ли, – признался он. – Мои гувернеры даже не надеялись научить меня читать и считать. Особенно цифры всегда были моими демонами. Ты этого не знаешь, Присс, но мне надо было выучить столько всего, что это приводило меня в ужас, и я почти не продвигался вперед.

– Но я ведь видела, как ты проверял счета поместья, – возразила она. – И ты с этим справился.

– Ты в этом не разбираешься, – ответил он, – и, наверное, мне не следовало бы тебе признаваться. Наверное, надо было бы, чтобы ты и дальше восхищалась моей ученостью. Но многие люди просто просмотрели бы эти книги и моментально во всем разобрались. А у меня ушло на это два дня.