Прощай, красавица - Рэймонд Чандлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А-а. – Голос стал холодным, как обед в кафетерии. – Вы из полиция, нет?
– Послушайте, – сказал я. – Я из полиция нет. Я частный детектив. Неофициальный. Но дело это тем не менее очень важное. Вы позвоните мне, нет? У вас есть номер телефона, да?
– Си. У меня номер телефона есть. Мистер Марриотт – он болен?
– Не совсем, – сказал я. – Значит, вы его знаете?
– Нет. Вы сказали, вопрос жизни и смерти. Амтор, он вылечивает много людей.
– На сей раз он потерпел неудачу, – сказал я. – Буду ждать звонка.
Положив трубку, я полез за бутылкой. Чувствовал я себя так, словно меня пропустили через мясорубку. Прошло десять минут. Зазвонил телефон. В трубке послышался тот же голос:
– Амтор будет видеть вас в шесть часов.
– Прекрасно. Какой у вас адрес?
– Он пришлет машина.
– У меня есть своя. Скажите только…
– Он пришлет машина, – холодно произнес голос, и раздался щелчок.
Я взглянул на часы. Уже давно было пора обедать. От последнего глотка в желудке горело. Голода не ощущалось. Я закурил. У сигареты был какой-то свинцовый привкус. Я кивнул висящему на стене мистеру Рембрандту, взял шляпу и вышел. Когда подходил к лифту, меня поразила одна мысль. Безо всякой связи или причины, как упавший кирпич. Я прислонился к отделанной мрамором стене, повертел на голове шляпу и вдруг рассмеялся.
Девица, идущая от лифта к своему рабочему месту, обернулась и бросила на меня такой взгляд, от которого по спине у меня должны были побежать мурашки. Я помахал ей рукой, вернулся в кабинет и позвонил одному знакомому, работающему в справочном отделе юридической компании.
– Можете вы дать сведения о владельце дома только по адресу? – спросил я.
– Конечно. Какой адрес?
– Пятьдесят четвертая Западная улица, шестнадцать сорок четыре. Мне хотелось бы узнать что можно об условиях правовладения.
– Я перезвоню. Какой у вас номер?
Позвонил он через три минуты.
– Берите карандаш, – сказал он. – Дом записан на Джесси Пирс Флориан, вдову. Правовладение ограничено несколькими условиями.
– Так. Какими же?
– Не уплачена половина налогов, две задолженности десятилетней давности за ремонт улицы, одна за строительство коллектора ливневых вод, тоже десятилетняя, ничто из этого не является серьезным правонарушением, кроме того, ею выдана закладная в покрытие долга суммой две тысячи шестьсот долларов.
– Стало быть, дом может перейти в другие руки через десять минут после предупреждения?
– Не совсем так, но гораздо быстрее, чем просто заложенный дом. Тут нет ничего необычного, кроме цены. Она слишком высока для того района, разве что дом совершенно новый.
– Дом очень старый и в скверном состоянии, – сказал я. – На мой взгляд, он стоит не более полутора тысяч.
– Тогда это очень странно, потому что деньги получены владелицей всего четыре года назад.
– Ну, а кому принадлежит эта закладная? Какой-нибудь компании?
– Нет. Частному лицу. Некий мистер Марриотт, холостяк. Все?
Не помню, что я ответил, в каких выражениях поблагодарил его. Надеюсь, они прозвучали членораздельно. И продолжал сидеть, тупо уставясь на стену.
Внезапно в желудке у меня появилось прекрасное ощущение. Захотелось есть. Я спустился в кофейню «Мэншн-Хаус», поел, затем вывел машину со стоянки у здания.
Ехал я на юго-восток, к Пятьдесят четвертой Западной улице. На сей раз без бутылки.
Квартал выглядел так же, как и накануне. Улица была пуста, там стоял лишь грузовик для перевозки льда, на подъездных дорожках виднелись два «форда», тянулось за угол облачко пыли. Я медленно проехал мимо дома 1644, остановил машину и оглядел дома́ по обе стороны. Вернулся пешком назад, остановился и стал разглядывать стойкую пальму и крошечный высохший газон. Дом казался пустым, но, может быть, только казался. Такой уж был у него вид. Одинокая качалка на переднем крыльце стояла там же, где и накануне. На тротуаре валялась какая-то бумажка. Я подобрал ее, сунул в карман и увидел, как зашевелилась штора у соседки на ближайшем окне.
Опять любознательная старушка. Я зевнул и надвинул шляпу на лоб. Прижатый к стеклу острый нос почти сплющился. Над ним виднелись седые волосы и глаза, в которых с такого расстояния нельзя было ничего разглядеть. Я пошел по тротуару, глаза следили за мной. Свернув к ее дому, я поднялся на крыльцо и позвонил.
Дверь отворилась резко, словно пружиной. Хозяйка оказалась высокой старухой с кроличьим подбородком. Вблизи глаза ее были резкими, как отблески света на стоячей воде. Я снял шляпу:
– Вы та дама, что вызвала полицию к миссис Флориан?
Она холодно оглядела меня, не упустив ничего, может быть даже родинки на правой лопатке.
– Не скажу, что да, молодой человек, и не скажу, что нет. Кто вы такой?
Голос у нее был высокий, пронзительный, созданный для телефонного разговора по общей линии, остальных семь человек перекрикивать.
– Я детектив.
– О господи, почему же вы сразу не сказали? Что она еще натворила? Я ничего не видела, хотя не сводила глаз с дома ни на минуту. Даже в магазин не ходила, посылала Генри. Оттуда не доносилось ни звука.
Старушка втащила меня в дом. В коридоре пахло мебельным лаком. Там стояло много мебели темного дерева, когда-то считавшейся изящной. Хлам с инкрустированными панелями, с фестонами на углах. Мы прошли в гостиную, там повсюду, куда только можно воткнуть булавку, были пришпилены кружевные хлопчатобумажные салфетки.
– Скажите-ка, я не видела вас раньше? – спросила старушка, и в голос ее вкралась нотка подозрительности. – Ну конечно же, вы тот самый…
– Совершенно верно. И тем не менее я детектив. Кто такой Генри?
– А, цветной мальчишка на побегушках. Ну, что вам нужно, молодой человек?
Она разгладила белый с красным передник, уставилась на меня и для острастки несколько раз щелкнула оставшимися зубами.
– Полицейские, выйдя из дома миссис Флориан, не заходили сюда?
– Какие полицейские?
– В форме, – терпеливо сказал я.
– Да, зашли на минутку. Они ничего не узнали.
– Опишите мне рослого мужчину – того, что был с пистолетом и побудил вас позвонить.
Старушка описала его подробно и точно. Вне всякого сомнения, это был Мэллой.
– На какой машине он приезжал?
– На маленькой. Едва умещался в ней.
– Не можете больше сказать ничего? Этот человек – убийца!
Рот старушки широко раскрылся, но глаза сияли восторгом.