Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги - Гвидо Витиелло

не знаю, что она хотела сказать мне, преподнеся такой подарок. Кто-нибудь другой, поумнее меня, сразу бы понял, что эти отношения не продлятся долго, и принял бы соответствующие меры, дабы не слишком переживать из-за разрыва.

Боланьо не говорит, какую именно из многочисленных работ религиоведа румынского происхождения он получил, но явно намекает, что девушка не угадала с подарком и не особо поняла, какой перед ней человек. Что она хотела ему сказать? И вообще, хотела ли она сказать хоть что-нибудь?

Мысль дарящего не всегда легко понять, как показывает нам известный случай, связанный с так называемыми «стренами». В древности, точнее в Древнем Риме, существовал обычай по случаю праздника Сатурналий обмениваться скромными подарками, которые так и назывались на латыни – strenae, в честь культа богини Стрении, подательницы благополучия. Итак, в один из таких дней поэт Гай Лициний Кальв подарил своему другу Катуллу какую-то ужасную поэтическую антологию. В ответ он получил сатирическое стихотворение примерно следующего содержания: «Если бы я не любил тебя больше своих глаз, я бы возненавидел тебя за этот дар: что же я сделал тебе дурного, чтобы заслужить эти жуткие вирши? Ты хотел испортить мне праздник? Да обрушится проклятье богов на того из твоих подопечных, кто подарил тебе эту книгу!» Катулл предполагал, что Кальв нагло втюхал ему то, что один из людей, обращавшихся к его другу за юридической консультацией, преподнес тому в качестве платы за услуги. В общем, со времен Древнего Рима судьба книжных подарков предрешена: их, как правило, передаривают кому-то другому на Рождество. Стихотворение завершается предупреждением – его автор обещает отомстить и говорит: я как следует покопаюсь в книжных лавках и отвечу тебе взаимностью, подарив такой же отвратительный сборник.

Может, Лициний Кальв хотел избавиться от этой книги, а может, он просто желал подшутить, но это на самом деле неважно. Невозможно сделать подарок и ничего этим не сказать – в нем уже заложена идея взаимности: он предполагает ответные действия, и именно это неизбежно связывает всю ситуацию с тем, как работает месть. Мы сможем лучше понять этот процесс, если обратимся к популярному американскому ситкому 90-х годов под названием «Сайнфелд». Этот сериал, который создали Джерри Сайнфелд и Ларри Дэвид, анализирует принятый в современном мире обмен подарками так же скрупулезно, как «Очерк о даре» Марселя Мосса освещает аналогичную практику у народа маори в Новой Зеландии или же у аборигенов с островов Тробриан. Если вам кажется, что я преувеличиваю, прислушайтесь хотя бы к мнению Рене Жирара:

Вероятно, шекспировская публика наблюдала, как драматург показывал на сцене человеческие отношения, с таким же удовольствием, с каким мы смотрим «Сайнфелд», при этом до конца не понимая, насколько прозорлив автор в том, что касается миметических взаимоотношений. Должен сказать, в этом ситкоме куда четче отображается общественная реальность, чем в большей части академических исследований по социологии.

Нашим учебником по антропологии станут две серии: первый урок – «Уговор». Джерри Сайнфелд и Элейн Бенес одно время встречались, но теперь они просто друзья. После нескольких месяцев вынужденного сексуального воздержания они порядком измаялись и однажды вечером решают переспать, а их отношения принимают никоим образом не определимую форму. Приближается день рождения Элейн, и Джерри в ужасе: он боится, как бы не возникло непонимание, ведь что бы он ей ни преподнес, она точно созовет специалисток со всей округи, чтобы расшифровать заложенное в подарке послание. Тогда он решает пойти на разведку в сувенирный магазин вместе с лучшим другом по имени Джордж Костанца. Естественно, в подобных местах никогда не сыщешь ничего хорошего, о чем предостерегает нас Теодор Адорно в книге «Minima moralia»: «Упадок культуры дарения нашел свое отражение в постыдном изобретении так называемых подарочных товаров, изначально ориентированных на людей, не знающих, что бы такое подарить, потому что, собственно говоря, дарить-то ничего они не желают. Эти товары столь же бессвязны, как лишены личных связей их покупатели. Они уже в первый день оказались залежалым товаром»[48]. Товары, не вступающие в отношения, – для людей, которые в них не состоят.

Джерри и Джордж перебирают имеющиеся варианты. Музыкальная шкатулка? Слишком сентиментально. Подсвечник? Слишком романтично. Нижнее белье? Слишком вызывающе. Вафельница? Слишком по-домохозяйски. В конце концов Джерри дарит Элейн конверт со 182 долларами – пусть купит себе что пожелает. Но ведь процесс дарения имеет сложную механику, и Джерри, прибегнув к такому ходу, совершает непростительную ошибку. Он надеется, что выбрал самый нейтральный вариант с целью не производить никакого впечатления, но в итоге вызвал самую ужасную реакцию из возможных: «Деньги? Ты что, мой дядя?!»

Никуда не денешься: подарок – не просто предмет, который передают из рук в руки. Внутри самого безобидного на вид троянского (игрушечного) коня прячется как минимум наше представление о другом человеке и о наших с ним отношениях. И здесь мы переходим ко второму уроку – «Брать и давать». Эта серия важнейшим образом связана с феноменом дарения: именно благодаря ей в речи американцев закрепились слова regifting – «передаривание неугодного предмета», и degifting – «забирание подарка назад». Этот круговорот новых терминов точно порадовал бы Мосса, ведь он уделял большое внимание семантическому наслоению – так вышло в германских языках, где слово gift имеет два значения – «подарок» и «яд»[49]. Герои дарят друг другу множество разных предметов, передаривают их и забирают обратно, и параллельно с этим развивается другая сюжетная линия – два персонажа разыгрывают абсурдную партию в «Риск», настольную игру-стратегию. Но будьте внимательны, вас ожидает гениальный ход, уже заложенный в оригинальном заголовке серии: она называется Label maker, ведь именно этот предмет, аппарат для печати этикеток, переходит из рук в руки. У многих из нас в детстве была такая машинка, и мы с недетским рвением печатали ярлыки с выпуклыми буквами, чтобы наклеить их на свои игрушки – на случай, если между братьями и сестрами возникнут разногласия по поводу того, кому они принадлежат. Когда мы из лучших побуждений хотим выбрать для того или иного человека книгу, которая идеально ему подойдет, мы тоже наклеиваем ему на лоб ярлык: мы связываем его со своим внутренним представлением, как будто ставим на него магическое клеймо. Есть риск, что таким образом мы упакуем эту личность в своего рода футляр – нечто вроде костюма, который может оказаться слишком тесным, не того кроя или же отвратительного цвета.

А когда несчастный друг распакует подарок, мы увидим, как на его лице расплывается неопределенная улыбка – что-то среднее