Разрушительная красота (сборник) - Евгения Михайлова

Потом пошла не жизнь, а физика и критерии, по которым надо держать дистанцию, чтобы не попасть в рабство. За ней ухаживали, она иногда с кем-то встречалась. Но все время была настороже. Она боялась не того, что в ком-то к ней вернется Саша. Эти симптомы она узнает издалека. Она боялась себя. Того, что так ослабеет, что вновь ноги не будут готовы к побегу. И в этом смысле встреча с Сергеем стала очень большой опасностью.

Звонок.

— Привет, Эля.

— Слушаю, Слава.

— Конкретной информации нет. Но есть такая, она еще не расшифрована. Массовое ДТП на Минском шоссе. Твой Карев не мог поехать за город?

— На Минское — мог. Именно туда. У него там друзья в Довиле. Что за ДТП?

— Провал грунта на обратке. Какие-то машины влетели, какие-то уже вытащены, кто-то налетел на стоящие машины. Тогда жди.

— Но Сергей перестал отвечать на звонки вчера!

— Так вчера это и началось. МЧС и дорожная служба еще не справились. Эля, это просто информация, с которой можно работать.

— Как это может быть, чтобы до сих пор не исправили?

— Как это бывает в последнее время. Прорыв труб с горячей водой, обвал на семь метров в глубину, проем — метра три диаметром. В провал влетели три машины. Люди вроде живы. Все, что узнал. Это то, что уже есть в новостях.

— Да. Какой километр?

— На девятом. Ты же не поедешь?!

— Нет, конечно, я только посмотрю по Интернету.

Через двадцать минут она уже ехала в сторону Минского шоссе. Через три часа возвращалась в Москву. Там был кошмар и ужас. Эвакуаторы растаскивали машины, людей развозили «скорые». Получить какую-то информацию удавалось с неимоверным трудом. Только новых машин, на которых приехали люди с той же целью, что и она, был не один десяток. Но, в общем, результат такой. Машины Сергея не было и нет. Элина въехала в свой двор. Опять набрала по очереди все телефоны. Все то же. Она поднялась в квартиру, долго выдыхала впечатления в кресле в прихожей. Потом смывала их же под горячим душем. В кухне потрогала ладонью лоб и щеки, послушала пульс. Ну, вот. Нашлось средство от температуры. И ее больше нет. Эля приготовила большую чашку крепкого кофе, достала из холодильника свой НЗ. Им оказалась вскрытая упаковка нарезки мылопластилина под гордым названием «сыр». Понюхала, лизнула, бросила в ведро. Посмотрела в окно. А день закончился. А ночь вынести невозможно. Эля влезла в другие джинсы, толстовку и спустилась к машине. Она ехала на Тверскую. Вышла у дома Сергея. Посмотрела на темные окна его квартиры. Позвонила консьержке.

— Это Элина. Я здесь. Откройте, пожалуйста. Войду — посмотрю, может, что-то прояснится. Вдруг записка мне.

— Да, Элина. Хорошее решение. Я сейчас открою вам домофон, мне провели общий в квартиру. Я у себя дома, у меня в это время обязательное горячее блюдо. Буду на месте через полчаса.

— Неважно. Я посмотрю и уеду. Если что-то выяснится, позвоню.

Она вошла в подъезд, поднялась по широкой лестнице на третий этаж. Здесь жили люди-невидимки. Она за два года ни разу не видела соседей Сергея. Открыла своим ключом входную дверь его квартиры. Его темной квартиры, которая вдруг крепко обняла ее его руками. Только после этого он включил в прихожей свет.

— Как ты мог? Ты все время был дома?

— Представь себе. Поставил машину в гараж и пришел сюда пешком, когда консьержка ушла есть свое очередное горячее блюдо.

— Но как ты мог? Тебе звонили жена и сын. Я ездила на Минское шоссе искать твое тело в жутком ДТП.

— Бывшая жена и Никита пережили? Ты рада, что нашла мое тело не там?

— Как ты мог?

— Девочка, ты становишься однообразной. Пойдем, я тебя покормлю. Я тебе все объясню. Ты же похудела и, похоже, еле стоишь на ногах.

Когда Эля выпила вина, проглотила кусочек чего-то вкусного, не отвлекаясь на мысль о том, что это, Сергей произнес, стоя перед ней, как на лекции:

— А теперь скажу о том, чего я больше не мог. Я не мог больше биться лбом о стену твоей придуманной дистанции. Не мог ждать, позвонишь ты сама или нет. Чтобы после твоего звонка опять биться лбом о ту же стену. Я вообще больше не хочу ждать. Я хочу, чтобы ты приходила сама. Чтобы ты пришла сама. Совсем.

— Да, ты хороший писатель. Ты написал такой ужасный сценарий порабощения. Только ты и мог придумать образ рабыни с гордыней королевы.

— Но ты взрослая женщина, Эля. Ты давно королева. В данном случае королева моей судьбы. Это больше, чем звезда детского сада номер сто. Поверь мне. Давай убегать не друг от друга, а вместе — от твоего детского страха порабощения. Какое порабощение? Я люблю тебя. Да и ты любишь меня, если поехала на жуткое ДТП. Иди ко мне быстрее.

— Иду, — шепнула Эля, обняв его за шею. — Ничего случайного не бывает. Судьба — такая же маньячка, как ты. Она любыми путями возвращает человека к тому, от чего он бежит. Я, кажется, тоже устала от дистанции.

Ирина Комолова была мастером параллельных дел. Именно потому, что она не была мастером ни одного домашнего дела. Она ненавидела мыть пол, посуду, стирать, готовить, и все это было ерундой по сравнению с ее ненавистью к мытью окон. Для того чтобы не погибнуть от особо ненавистного занятия, она и придумала этот способ — затеять сразу все. В таком виртуозном процессе рождались и азарт, и вдохновение. И удивление: ах, я это смогла!

В пятницу после работы Ирина вернулась домой раньше, чем обычно, и одна. Муж повез сына на дачу. У него четыре свободных дня на майские праздники. И Ирина решила бросить себя на амбразуру быта. Чтобы к их возвращению все было как у людей. Тем более так совпало, что ее четырехдневный перерыв между дежурствами попал на праздники. Она работала хирургической медсестрой.

Какое-то время у нее в разных местах все было в виде «ужас-ужас, это невозможно, это непреодолимо». Потом что-то само по себе оказывалось помытым, постиранным, что-то уже кипело, жарилось, пеклось. Ирина попыталась схитрить сама с собой и сделать вид, будто она забыла про окна. Все же у нее четыре дня впереди. Но имела глупость взглянуть на окно в кухне — настроение жутко испортилось. Этот кошмар оставлять до утра? Но если делать, то сейчас. Скоро стемнеет.

Она отважно решила начать с огромного окна у балкона в гостиной. Притащила туда все, что нужно, в том числе стремянку и перчатки. Но через пять минут перчатки сняла: в них руки стали гипсовыми. Потом отказалась от стремянки. Дурацкое сооружение. Ирина сбросила тапки и босиком встала на подоконник. Первый засверкавший кусочек стекла придал ей оптимизма. Она даже залюбовалась, как работой мастера. И тут услышала странный крик — тонкий, жалобный, не поймешь: ребенок или кошка. Крик раздался рядом, оборвался, кажется, внизу, под окнами. Ирина спрыгнула с подоконника, бросилась на балкон, посмотрела вниз. Там густые кусты. Уже зеленые. Что-то как будто белеет… Но плохо видно. У Ирины пятый этаж. Она бросилась в прихожую, натянула кеды и выскочила из квартиры, сунув в карман фонарик. К кусту под своим балконом шла осторожно, медленно. Чего тут только не белело! Пакеты, тряпки, пеленка. Люди у них живут непринужденные. Вокруг куста — ни звуков, ни шевеления. В траве, естественно, не видно следов. И такая неприятная находка. Маленький детский башмачок зацепился за ветку. В мозгу пролетели сообщения хроники о выброшенных или выпавших из окна детях. Но… Но потратила она на свой путь не так уж мало времени. Лифт был все время занят, и Ирина пошла по лестнице пешком. Дом у них длинный, долго до угла, потом столько же с другой стороны. Восемнадцать этажей. Никто никого не знает. Никто не кричит, не беспокоится, не выглядывает в окно. Ирина еще раз проверила все, что возможно, сунула башмачок в карман и вернулась домой. Позвонила соседке из квартиры рядом, это была их старшая по подъезду.