Трибунал - Свен Хассель

Обер-лейтенант Вислинг наблюдает за ними, полуприкрыв глаза. Он снова думает о побеге. Было бы нетрудно сбросить этих толстых, самодовольных полицейских через задний борт и бежать со всех ног, но проблема заключается в том, чтобы добраться туда. Нужно перебраться через три скамьи. Заключенные сидят тесно, и полицейские застрелят его, не испытывая угрызений совести, раньше, чем он доберется до первой. Он решает проползти между ногами других заключенных и начинает сползать на дно кузова. Сосед сразу же понимает замысел Вислинга и прикрывает его, но ползти, когда руки в оковах за спиной, труднее, чем представлялось. Он добирается только до второй скамьи, когда грузовик сворачивает в зарешеченные ворота казарм пехотного полка «Великая Германия». Казармы превратили в военную тюрьму, потому что все тюрьмы переполнены. Хотя по количеству тюрем Германия уступает только России, сейчас их не хватает. Но поскольку катастрофически не хватает и новобранцев, у властей есть возможность использовать пустые казармы для этой цели. Нет ничего невозможного для Бога и германской нации.

Грузовик резко останавливается, заключенные падают со скамей. Это спасает Вислинга от разоблачения. Он чуть не плачет от разочарования, когда другие заключенные помогают ему подняться.

— Вылезайте, мерзавцы, — кричат полицейские, зверски колотя их прикладами автоматов. — Поживее, ублюдки! Вы что, в доме отдыха?

Повсюду крики и вопли, угрозы и брань. Охранники прежде всего должны быть жестоки с заключенными. Иначе приятная жизнь в казармах может скоро окончиться. Только заключенные не понимают этого, но они отребье Третьего рейха.

Заключенные бегут по плацу, позвякивая оковами. Из-под их ног поднимается пыль.

— Живее, живее, раз-два, раз-два! — орет фельдфебель полиции вермахта, колотя длинной палкой ближайших заключенных.

Несколько старых рядовых с любопытством смотрят в открытые окна. Нового в этом зрелище ничего нет, но все же может произойти что-то необычное. Оберcт Фрик падает ничком и разбивает лицо о землю плаца; удержаться от падения он не может, так как руки за спиной в оковах, но пинки и удары прикладами быстро поднимают его. Заключенный в немецкой военной тюрьме удивительно быстро приучается подниматься на ноги без помощи рук. Окриками и бранью арестантов гонят вокруг плаца. Еще один из них падает ничком и разбивает лоб об острый камень. Из глубокой раны по лицу его течет кровь.

— Вставай, паршивый тюфяк! — рычит унтер-офицер полиции вермахта. — Кто, черт возьми, приказал тебе ложиться? Живее, пес! Належишься, когда мы нашпигуем тебя свинцом, скотина!

Принимает их тонкогубый лейтенант полиции вермахта. Он еще почти мальчик, с пушком на щеках. Но глаза его горят фанатизмом. Гиммлеровский выкормыш наихудшего разбора[53].

Оберcт смотрит на него с дурным предчувствием. По горькому опыту он знает, что эти юнцы самые опасные. Они боятся показаться недостаточно жестокими и остервенело идут на все, чтобы заглушить собственный страх.

— Кто ты? — спрашивает юнец-лейтенант угрожающим голосом, указывая на одного из злополучных заключенных в строю.

— Майор фон Лейснер, четыреста шестидесятый пехотный полк.

Лейтенант изо всей силы бьет старшего офицера по лицу, и тот пошатывается, едва не теряя сознания.

— Как твоя фамилия? — вопит лейтенант срывающимся голосом.

— Рядовой фон Лейснер!

Кулак вновь обрушивается на лицо разжалованного майора, который по возрасту годится лейтенанту в дедушки.

— Герр лейтенант, осел! Не видишь моего звания? Пятьдесят приседаний! В темпе!

— Рядовой фон Лейснер, герр лейтенант, есть пятьдесят приседаний!

Лейтенант с важным видом переходит к следующему заключенному, словно эпизода с майором и не было.

Следующий заключенный тоже получает удар кулаком. Лейтенант неизменно находит причину для этого. Заключенный может кричать слишком громко или недостаточно громко, или ответить неправильно. Когда он заканчивает обходить строй, у всех заключенных лица в крови. Потом становится перед строем и слегка сжимает руки в кожаных перчатках.

— Те, кому дозволено подать прошение о помиловании, два шага вперед марш! — кричит лейтенант высоким мальчишеским голосом. Пересчитывает вышедших и сравнивает результат со своим списком. — В четвертый блок, — резко приказывает он.

Несколько рычащих унтер-офицеров ведут этих людей в четвертый блок. Набрасываются на них, будто голодные хищники. Истеричные команды, рычанье и крики оглашают городок.

Юнец-лейтенант петушком обходит оставшихся. Тех, кто не вправе подать прошение о помиловании.

— Наслаждайтесь солнышком, — язвит он. — Завтра утром мы сотрем вас с лица земли! Приговоренные к обезглавливанию, шаг вперед!

Выходит офицер-артиллерист. Рослый, начинающий полнеть, с болезненным лицом.

Лейтенант смотрит на него, как змея на кролика.

— Офицер запаса, — замечает он с коварной усмешкой.

— Так точно, герр лейтенант.

Лейтенант разбивает ему переносицу краем своей каски. Хлещет кровь.

— Этот негодный преступник пытается мне лгать, — кричит он, негодующе вскинув руки. — Присваивает себе звание, на которое не имеет права! Вниз лицом, обезьяна!

Бывший офицер-артиллерист падает ничком, как подкошенный, разбивая незащищенное лицо о землю.

— Молодец! — довольно смеется юнец-лейтенант.

Полицейские подобострастно смеются вместе с ним.

Весь плац бурлит весельем. Даже любопытные рядовые в казарме охраны улыбаются.

— Рядовой Шрёдер, разжалованный обер-лейтенант запаса, приговоренный к смерти за неисполнение приказаний, прибыл в ваше распоряжение, герр лейтенант!

— О, это уже лучше, — улыбается юнец с садистским дружелюбием. — И чем рядовой Шрёдер занимался в гражданской жизни?

— Я учитель.

— Так, так! — В светло-голубых глазах лейтенанта появляется опасный блеск. Безо всякого предупреждения он бьет заключенного ногой в пах и тыльной стороной ладони по лицу. — Рядовой-учитель смеет стоять вольно, вот как? Этот негодяй думает, что он снова в сельской школе, где может делать все, что угодно, с беззащитными детьми фюрера. Нет, мой дорогой друг, он в преддверии смерти, ждет своей очереди на гильотину! Убери отсюда эту тварь, — приказывает он одному из унтер-офицеров. — Меня тошнит от его вида!

Юнец-лейтенант еще час развлекается, мучая заключенных, но потом этот мрачное представление прекращает майор, вернувшийся с ежедневной утренней верховой прогулки в Тиргартене. Лейтенант получает жуткий разнос. Он вынужден стоять по стойке «смирно», глядя в глаза нервозной лошади майора. Представлять собой воплощение жалкого комплекса неполноценности. Вся его надменность улетучилась.