Восставшая из пепла - Сергей Анатольевич Шаповалов

расположенными почти под потолком. Кипела работа и в верхнем городе. Южная цитадель пострадала не сильно, и ее восстановили быстро. А, вот, халентуву пришлось разрушить до основания. От жара пострадали стены. Связующий раствор превратился в труху. Суппилулиума не спешил возводить новый дворец. Решил это сделать потом. Когда крепостные стены будет готова, тогда и халентуву можно возродить.

Сам повелитель вставал с первыми лучами, произносил молитвы и начинал обход города. Он лично мерил высоту и ширину стен тонким шнуром с грузом на конце. Делал подсчеты. Иногда хвалил, иногда ругал мастеровых. Порой кричал на них. От внимательного глаза не ускользала ни одна погрешность. Уже луна печалилась на небе, напоминая, что наступила полночь, а повелитель был еще на ногах. Спал, не раздеваясь, прямо под звездами, укрываясь плащом. От недосыпания тени легли под глазами. От непосильных забот на высоком лбу наметились ранние морщинки. Иногда днем мог позволить себе ненадолго сидя задремать в тени. Он исхудал. Ел на ходу, когда придется.

Цула, как нянька, бегал за ним с кувшином пива и ячменными лепешками. Под рукой теплый плащ: если поднимется холодный ветер, накинуть на плечи повелителя. Лишь только Суппилулиума близко подходил к краю стены, как верный телохранитель тут же оказывался рядом. Мало ли – оступится.

Фазарука без отдыха носился по стране, заглядывая в самые дальние уголки. Без устали трудился, собирая средства для строительства столицы. В Хаттусе показывался редко. Лишь только приедет с очередным обозом, передаст все Иссихассе, сразу же валится в тень, закутавшись в плащ. Немного поспит – и снова в путь.

Один Иссихасса толстел и румянился, словно хлеб в печи. Ему доверили важную должность: распоряжался продовольствием и казной. Он стал одеваться в тонкие ткани. За ним вечно семенили писцы с глиняными табличками. Грамотеи записывали каждое слово распорядителя: сколько кому выдать хлеба, сколько заплатить мастеровым, куда поставить на работы прибывающих ремесленников, кого высечь плетьми за нерадивое отношение к делу. И он отлично со всем справлялся. Точно и аккуратно вел дела. И не без выгоды для себя.

Благодаря усердию повелителя и разумному ведению работ, город быстро залечивал раны. Вскоре появились голосистые торговцы с тюками, набитыми товаром. Как первые пчелы – предвестники весны, так первые торговцы были вестниками возрождения. На площади перед крепостной стеной пошла бойкая торговля скобяными изделиями, разноцветными тканями, глиняной и медной посудой. Из окрестных сел спешили по утрам молочники и зеленщики. Суппилулиума радовался, видя, как в великую Хаттусу постепенно возвращалась жизнь.

Однажды утром, когда мастеровые только приступили к работе, через ворота Лабарны влетел на колеснице Фазарука. Повозка чудом еще не развалилась от быстрой езды. Колеса еле держались на оси. Взмыленные кони храпели и бешено вращали, налившимися кровью, глазами. Сам Фазарука весь в пыли. Спрыгнул с колесницы и сразу же подбежал к повелителю.

Суппилулиума чертил план заточенным углем на доске перед старшим мастеровым.

– Великий! – закричал Фазарука хриплым голосом.

– Мир тебе! – встретил его Суппилулиума. – У тебя такой вид, словно побили палками.

– Если б меня только палками побили … Дела обстоят намного хуже!

Мрачная тень пробежала по лицу повелителя.

– Говори!

– Куда бы я ни поехал, мне всюду отказывают. Не дают ни серебра, ни людей, ни зерна. Когда же показываю твою золотую табличку, мне показывают другую. «Гонцам Суппилулиумы отказать!» Под приказом стоит печать лабарны.

– Я это предвидел! – Гнев промелькнул в глазах Суппилулиумы. Но лишь на мгновение. Затем он по-отечески похлопал Фазаруку по плечу. – Иди, выспись и поешь хорошенько. Твоя кожа стала до того тонкой, что ее даже не натянешь на галгатури42.

– Но, повелитель! Надо что-то делать…, – не успокаивался Фазарука.

– Хаттусу успеем достроить – это главное. А там, дальше… Пусть нас с братом рассудят Боги, – спокойно ответил Суппилулиума. – Как рассудили Лабарну и Аниту.

– Он собирает большое войско. Созвал многих знатных людей из панкуса, – не отставал Фазарука.

– Пусть собирает. Только для чего ему войско? Он же не пойдет завоевывать собственную столицу. Встретим его радушно, коли появится.

– А если прикажет тебе прибыть в Цапланду? – предположил Фазарука.

Суппилулиума развел руками.

– Поеду. По-другому нельзя. Он – лабарна. Я – всего лишь носитель жезла Бога Грозы.

***

Спустя неделю в город вкатила колесница, запряженная парой высоких гнедых коней. По булыжной мостовой застучали колеса, оббитые медью. Повозка крепкая из лучших пород дерева. Стыки скреплены медными скобами. Сразу видно – делали аккадские мастера, делали на совесть. Прохожие с почтением склоняли головы при виде возницы. В повозке стоял чернобородый вельможа, облаченный в пурпурную андули. Круглая шапочка, расшитая золотыми розетками, говорила о его высоком положении. Волевое лицо в обрамлении черной густой бороды умащено маслом. Красные остроносые сапоги с серебряными пряжками обтягивали сильные икры. Двое вооруженных мешедей бежали следом. Вельможа коснулся рукой, унизанной перстнями возничего, тот остановил коней. Мешеди помогли сойти господину с колесницы. Осторожно обходя строительный мусор, вельможа направился к Суппилулиуме. Увидев его, повелитель недовольно сдвинул брови, узнав посланника лабарны. Вельможа наоборот, заметив повелителя, расплылся в приветливой холодной улыбке и склонил голову:

– Мир тебе, здоровья и счастья. Да будут годы твои долгие, а Боги к тебе благосклонны.

– Мир и тебе. Ты из Цапланды? Как чувствует себя Лабарна, да хранят его Боги?

– Наше Солнце требует тебя на Большое Собрание панкуса. Как только луна пойдет на убыль, лучшие люди Хатти соберутся в халентуве Цапланды.

– Я преданный слуга лабарны Арнуванды и очень уважаю панкус. Передай правителю, что прибуду в срок.

Вельможа зыркнул по сторонам. Убедившись, что вокруг никого нет, жестом приказал своим мешедям отойти подальше и, понизив голос, произнес:

– Мне запрещено с тобой говорить наедине, Великий. Я должен только передать волю лабарны. Но советую тебе под любым предлогом не показываться в Цапланде. Слишком опасно.

– Почему?

– Объясню: тебя народ чтит больше, чем хотелось бы Арнуванде. Прогнать воинственных каскийцев, а после отбить Каниш у Маддуваттиса, имея под рукой необученное войско, под силу только избраннику Богов. Но это все еще – ерунда. Ты сам, без высшего дозволения посмел восстанавливать святой город. Недавно верховный жрец Богини Сауски в городе Арина в молитве может, оговорился, а может, с умыслом назвал тебя лабарной. Арнуванда в бешенстве. Тебя могут обвинить в измене и нарушении священного закона Телепину.

– Такое возможно? – усомнился повелитель. – Я не отнимаю трон у лабарны, тем более, не покушался на его драгоценную жизнь. У меня и в мыслях такого нет.

– И все же, не появляйся в Цапланде. Лабарна Арнуванда в последнее время сам не свой. Он всего