Час расплаты - Луиз Пенни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но после сегодняшнего вечера он начал подозревать, что этим дело не ограничится. Что от него ждут большего. Что у Армана на уме есть кое-что другое.
Если Арман не скажет, для чего он пригласил его в академию, то Мишель не скажет ему, почему принял приглашение.
У него оставался еще один вопрос, такой же неотступный.
Какова на самом деле цель Армана?
Гамаш закрыл дверь и, привалившись к ней, поднял руку к голове. Это все, что он мог сделать, чтобы не упасть на пол. Он давно уже не пил так много. И давно не погружался в столь давние воспоминания.
Оттолкнувшись от двери, он выключил свет и потихоньку двинулся в спальню, размышляя по пути, какое похмелье завтра утром будет тяжелее: алкогольное или эмоциональное.
В течение следующих недель академия уверенно вошла в рабочий ритм занятий, игры в хоккей и приема пищи. Суровых упражнений и волонтерских работ в округе.
Разум, тело и дух – вот что слышали кадеты. Снова и снова.
Это была организованная жизнь, и свободного времени хватало только на то, чтобы возмутить спокойствие возмутителей спокойствия.
Спустя какое-то время кадеты, как новенькие, так и старички, примерно поняли, чего им ожидать.
Первокурсники адаптировались быстрее старичков, которые никак не могли приспособиться к новым правилам, более жестким и одновременно более либеральным, чем при прежнем начальстве.
Новый коммандер ясно дал понять, что строгих наказаний не будет, но будут последствия. Снова и снова кадетам внушали, что каждый их поступок вызывает определенные ответные действия. Быстрые, решительные и пропорциональные. Это стало неприятным сюрпризом для многих старших кадетов, которые привыкли подлизываться к начальству.
Новая реальность дала коммандеру Гамашу много сторонников, но и много недоброжелателей.
Раз в неделю в академию вместе с Гамашем приезжала Рейн-Мари, и они принимали у себя кадетов. Эти приемы давали молодым людям возможность сообщить приватно об обидах. Задать вопросы.
Собравшись у камина, они обсуждали старые дела, трудные случаи. Нравственную неопределенность, место полиции в современном свободном обществе. Говорили о том, когда нужно занимать жесткую позицию, а когда – отойти в сторону.
Большинство молодых людей никогда не задавали себе подобных вопросов, но теперь вынуждены были задать.
Шли дни, недели, завязывалась дружба. Формировались группы. Укреплялись союзы. Вспыхивало соперничество. Появлялись враги. Сходились и расходились пары.
А Амелия Шоке оставалась одна. По собственному выбору. Сама по себе.
Если не считать собраний у Гамашей. Она ходила туда не по своему желанию. Ее приглашали, и она принимала приглашения, полагая, что выбора у нее нет.
– Что тут? – спросила у нее Хуэйфэнь в один из вечеров.
Она остановилась рядом с готкой, которая разглядывала небольшую картинку в рамке, висящую у дверей.
– А на что это похоже? – спросила в ответ Амелия.
Коммандер мог приказывать ей приходить сюда, но приказать ей любить его приемы или других кадетов было не в его силах.
– Карта, – сказала Хуэйфэнь. – Эй, Жак, взгляни-ка.
К ним подошел Жак Лорен, старший кадет, назначенный в прошлом году Ледюком и оставленный на этом месте Гамашем.
Амелия никогда не общалась с этим парнем, хотя и видела, как он муштрует свое отделение на спортплощадке. Заставляет кадетов бегать трусцой по морозу. Он был высоким и привлекательным, а его манеру держаться кто-нибудь благосклонный мог бы назвать уверенной. Амелии она казалась высокомерной.
Но тем не менее он подчинился маленькой азиатке.
– И что? – спросил он.
– Здорово, правда? – сказала Хуэйфэнь.
– Да не вяжется тут ничего, – возразил Жак. – Снеговик с розой? Так не бывает.
К ним подошел еще один кадет, встал чуть сбоку. Рыжий парнишка-гей. Амелия знала его. Натаниэль как-то там.
– Мне нравится, – сказал он, и трое остальных уставились на него.
Жак пренебрежительно фыркнул и отвернулся от новичка. Голубой новичок англо.
Но Амелия продолжала смотреть на Натаниэля, которому хватило смелости или глупости возражать старшему кадету.
Затем она снова перевела взгляд на карту.
Непонятно, почему эта картинка так притягивала ее. Увидев ее в тот первый вечер, Амелия, как и Жак, подумала, что это сплошная нелепость. Но каждую неделю во время собраний у Гамаша она останавливалась перед картинкой на стене.
Что означает корова? Снеговик? Деревья, похожие на детей?
Картинка казалась глуповатой, но и печальной. Амелии это представлялось странным. Может быть, поэтому карта ее и притягивала.
Гамаш заметил собравшихся кадетов, подошел и снял карту со стены. Посмотрел на нее, потом обвел взглядом обращенные к нему лица.
– В этом есть загадка, – сказал он. – Кто-нибудь скажет какая?
Он дал карту Хуэйфэнь, та пригляделась внимательнее и пустила карту по кругу.
– Почему она висит у вас на стене? – поинтересовался Жак. – Я не вижу в ней ничего выдающегося.
– Тогда почему вы на нее смотрите? – спросил Гамаш.
Старший кадет ростом не уступал коммандеру, но еще не успел набрать тела. Не обрел солидности.
– Нет ничего плохого в том, чтобы выставлять напоказ диковинку, – сказал Гамаш. – И к тому же это лакмусовая бумажка для следователя. Чем больше вы будете интересоваться разными предметами и людьми, тем лучше проявите себя на службе.
Коммандер Гамаш опустил глаза на картинку.
– Здесь изображено место, где живем мы с мадам Гамаш. Это подарок друга.
Приняв решение, он повернул рамку задней стороной и осторожно вытащил картинку.
– У меня для вас задание, – сказал он четверке кадетов. – Разгадайте тайну этой карты.
– Но она не связана с преступлением, – заметил Натаниэль. – Или связана?
– Не всякая тайна связана с преступлением, – ответил коммандер. – Но каждое преступление начинается как тайна. Секрет. Какая-то скрытая мысль или чувство. Желание. Поначалу в нем нет ничего противозаконного, однако со временем оно эволюционирует в преступление. Все преступления, которые я расследовал, начинались с секрета.
Он посмотрел на них очень серьезно.
– У вас у всех есть свои секреты. Вы, наверное, удивитесь, если узнаете, о скольких из них мне известно.
– А у вас, сэр? – спросила Хуэйфэнь. – У вас есть секреты?
Гамаш улыбнулся:
– Много. Я – настоящий склад неосторожных поступков других людей.
– Она имела в виду ваши секреты, – сказала Амелия.