24 часа в Древнем Риме - Филипп Матышак

Она все спланировала. После консумации их любви она и Керинтий неофициально стали бы парой. Ее отец наверняка вспыхнул бы, когда она сообщила бы ему эту новость, но Мирия всегда могла обвести его вокруг пальца. Он пришел бы в себя, когда увидел, что их любовь реальна и как она делает его дочь счастливой.

Потом их отношения перестали бы быть секретом: Керинтий снова стал бы Марком Альбинусом, и после их свадьбы он оставил бы работу у претора. Он занял бы свое место в бизнесе ее отца как его зять и потенциальный преемник.

И все это, всю их будущую жизнь Керинтий променял на какую-то рыженькую потаскушку!

Осторожно Мирия подбирает свой libellus (дневник), который она спрятала в комнате вчера днем. Теперь вместо теплого, полного тоски письма, которое передало бы ее любовь, будет холодное, отстраненное письмо, которое расставит все точки над /. Сам libellus состоит из двух тонких деревянных дощечек, соединенных шпагатом. Внутренняя сторона каждой доски покрыта слоем воска. Мирия использует остроконечный стилус, чтобы нацарапать сообщение на воск. Из-за того, что она писала свои любовные послания на воске, а воск на латыни – cerinthus, Альбин и получил свое кодовое имя. (Еще одна идея, позаимствованная у Сульпиции.)

Альбин на самом деле – полуграмотный деревенщина, который никогда не стал бы читать стихи для удовольствия (насколько же стали ясны его недостатки сейчас!), поэтому нет никакого вреда в том, чтобы списать все письмо прямо из стихов Сульпиции. Ее прощание с бойфрендом было утонченным и достойным, но все же болезненным – точно таким, как хотелось бы Мирин. Она начинает писать, вонзая стилус так глубоко в воск, что царапает древесину. Так не пойдет. Это показывает, что ее эмоции выходят из-под контроля. Нагрев плоское, скругленное лезвие над свечой, она разглаживает воск и снова начинает писать:

Мирия перечитывает написанное. Это, конечно же, четвертое стихотворение Сульпиции, за исключением того, что она заменила оригинальные слова «Сульпиция, дочь Серви» на «Мирию, дочь Мирия Марийского». Жаль, потому что оригинальные слова Sulpicia Servi Filia несут в себе вес и благородное величие веков. Это то, что вы просто не можете вынести, если являетесь просто дочерью торговца перцем. С другой стороны, предыдущие строки удивительно яркие и подразумевают, что новая возлюбленная Керинтия – не просто рабочий класс, а проститутка (это единственные женщины в Риме, которые носят тоги).

Мирия испытывает некоторое мрачное удовлетворение, она использует концы шпагата, чтобы связать две дощечки. Она представляет себе, с каким удовольствием Альбин получит то, что он считает еще одним сладким посланием от его обманутой девушки, а затем какой ужас и отчаяние ощутит, когда он поймет, что потерял ее окончательно и бесповоротно.

Затем Мирия вспоминает, что так же, как Альбин потерял ее, и она тоже потеряла его. Она бросается на подушку и снова плачет.

Дела привели претора на Марсово поле, и именно поэтому в зоне для отдыха и упражнений появляется слуга и сопровождающий Мирии с ее последним сообщением для молодого человека из окружения претора.

Пробираясь по переполненным улицам, слуга размышляет о том, как сильно сократилось поле для занятий спортом и отдыха со времен Республики. Там, где когда-то были открытые поля, теперь все заполнено памятниками, зданиями, гробницами и храмами. Здесь, например, высится великолепный купол того, что будет одним из долгосрочных подарков императора Адриана городу – восстановленный Пантеон, храм для всех олимпийских богов.

Над рекой Тибр возвышается еще более впечатляющая бочкообразная структура. Это не храм, а могила. Однажды Адриан умрет и будет погребен, но монументальное здание, в котором его захоронят, гарантирует, что его никогда не забудут. Дежурный смотрит на крошечную фигуру каменщика, работающего над одной из многих статуй на вершине гробницы. Со всем этим строительством для ремесленников в Риме сейчас прекрасное время.

Постум Галлиен, мастер-каменщик, согласился бы, хотя он мог бы также пробормотать себе в бороду, что и хорошего нужно понемножку.

Его навыки пользуются большим спросом, и «спрос» здесь – ключевое слово. Галлиен имеет репутацию человека, который может справиться с тонкой работой. Когда в мраморе начинают появляться трещины, когда блок известняка расщепляется и грозит рухнуть при прикосновении долота, когда неосторожный удар молотка непреднамеренно и предательски отшибает нос у статуи императора – вот когда великие Рима шлют послов, срочно требующих присутствия Постума Галлиена, чтобы все исправить.

Галлиен иногда задается вопросом, не переутомление ли убило его отца. Как показывает имя Постум, старший Галлиен умер, когда его жена была беременна сыном. Дом каменщика, который он оставил, тщательно курировал дядя, пока этот самый сын, Галлиен, не достиг совершеннолетия. Тот же дядя научил Галлиена семейному ремеслу каменщика, прежде чем сам погиб в результате несчастного случая на строительной площадке. (Именно тогда предшественник Адриана Траян расширил Большой цирк, чтобы еще больше зрителей могли наблюдать за гонками колесниц. Великолепные белые мраморные сиденья на отремонтированном гоночном треке, по мнению Галлиена, являются подходящим памятником его любимому дяде.)