Встретимся в полночь - Жаклин Нейвин

Она, должно быть, расслышала его слова, потому что вид у нее был довольный. Было ясно, что Джулия оценила его любезное обращение со старой женщиной. Рафаэля удивило, что это имеет для нее такое значение. Это такая малость – уделить немного внимания приятному старому человеку.

Он закрыл книгу и, опершись локтем о дверцу кабриолета, сказал:

– Наслаждаетесь теплой погодой? Джулия не отвела глаз.

– Да. А вы? Вы, кажется, читали?

Он держал закрытую книжку под мышкой.

– Чтобы провести время, ожидая вас.

Разумеется, это честное высказывание было принято за шутку.

– Вы, наверное, считаете меня глупой, если думаете, что мне так легко польстить, – сердито проговорила она.

Взгляд, который Джулия бросила на него, был задуман как укоризненный, но ему этот взгляд показался непреднамеренно страстным.

Она повернула голову таким движением, какого он никак не ожидал от нее. Движение это было детски-кокетливым.

Рафаэль наклонился, притянутый этим женственным жестом, чувствуя естественное влечение, свойственное всякому самцу при запахе самки. Джулия разрумянилась под его пристальным взглядом, и самый воздух между ними словно загустел. Мир перестал существовать для них. Остались только она и он. Так бывало всякий раз, когда им случалось быть вдвоем. Она была чертовски чувственна – и совершенно не сознавала этого. И от этого все происходящее еще сильнее действовало на него. И желание, которое она вызывала у него, было почти мучительным.

Словно очнувшись, Джулия предостерегающе посмотрела на герцогиню, чье терпение явно истощилось от такой затянувшейся остановки. Слава Богу, старая дама не могла уловить ничего из этого разговора, принявшего необычный поворот.

Проклятие! Рафаэль тоже устал ждать, и ему было не по себе. Чресла у него пылали, словно погруженные в расплавленный свинец.

Еще немного.

– Теперь мы должны уехать. – В голосе Джулии слышалось явное сожаление, которое Рафаэль тоже чувствовал. – Наслаждайтесь вашей книгой.

– Непременно. – Бросив на книгу быстрый взгляд, он порывисто протянул ее девушке. – Если только вам не захочется прочитать ее.

– А что, там есть сведения, которые, по вашему мнению, мне нужны? – Джулия взяла книгу и посмотрела на нее с видом веселой задумчивости. – Спиноза. «Обоснования нравственной жизни». Это чтобы я вела высоконравственную жизнь?

– Я придерживаюсь того мнения, что всякая жизнь может стать лучше, если внимательно читать больших философов. Правда, чтение не помогло мне стать на путь большей мудрости. – Взгляд у Рафаэля был озорной. – Порой, когда встречаешь кого-то неожиданно, скажем, на террасе вечером, это оказывает более сильное влияние на человека, чем множество трудов мыслителей прошлого.

– Вы все время удивляете меня. – Прижав книгу к груди, Джулия обхватила ее обеими руками, словно защищая. – У вас много других интересов, кроме тех, которые обычно отличают типичных повес.

– Увы, такой уж у меня дар – постоянно нарушать всякую классификацию. Читайте с удовольствием, мисс Броуди.

– Благодарю вас, мсье виконт. Надеюсь, так и будет. Герцогиня махнула рукой в знак прощания, и они поехали по аллее. Утро действительно было великолепным. Рябь, играющая на речной глади, вдруг показалась Рафаэлю прямо-таки очаровательной.

Он оставил парк в превосходном настроении, таком превосходном, что многие отпускали замечания на сей счет. Некоторые решили, что это не сулит ничего хорошего. Они исходили из того, что если такой человек, как Фонвийе, пребывает в хорошем расположении духа, это явно означает, что он задумал что-то злонамеренное. И в данном случае они были правы.

Рафаэль проснулся и сел на постели, судорожно заглатывая воздух. Тонкие льняные простыни сбились вокруг его ног. Волосы у него были влажными, пряди прилипли ко лбу, а сердце сильно билось, пока он старался отдышаться.

Снова этот сон. Рафаэль протер глаза. Схватил часы, небрежно брошенные на ночном столике, и увидел, что всего три часа утра. Он нашарил трутницу и зажег свечи. Руки у него дрожали. Свесив ноги с кровати, он провел руками по волосам.

Тот же кошмарный сон. Он повторяется снова и снова, вот уже много лет, с тех самых пор, как он приплыл в Англию. Детали иногда менялись, но он всегда находился на каком-то корабле, очень напоминающем тот, на котором он пересек Ла-Манш. Вот он стоит у поручней. Он действительно часто стоял так во время плавания. Во сне он по какой-то причине должен был перегнуться через перила и смотреть в тяжелую серую воду. Как будто он искал там что-то, но он никогда не знал, что именно. Он наклонялся все ниже и ниже, пока не терял равновесия и не падал. Море всегда расступалось перед ним, словно приветливо раскрывая объятия, таившие в себе столько чувственности, что его всегда начинала бить дрожь. Он ударялся об воду – она была холодная. Потом наступала темнота и паника, он резко просыпался, весь в холодном и липком поту.

Но в эту ночь сон был немного другим. Он наконец-то увидел, что именно заставляло его с таким губительным интересом всматриваться в шелковистые глубины моря. Волнообразные движения хвоста, сверкание переливчатой чешуи, мелькание плавно колышущихся волос. Женщина. Русалка.

Рафаэль наклонялся, тянулся к ней, и на этот раз, падая, он устремился вниз, стараясь коснуться волн и открыть тайну женщины, обитающей в глубинах моря.

Погрузившись в воду, он ощутил на себе ее руки. Он мог видеть в полумраке. Сирена с темно-рыжими волосами, золотистыми глазами, обнаженной грудью. Ее хвост с силой ударил его по ногам, и она улыбнулась ему, простирая руки.

То была Джулия.

Оказалось, что он каким-то образом способен дышать, и больше он не испытывал страха. Рафаэль оттолкнулся, и маленький водоворот поймал их обоих и закружил, и вот уже она целует его. Волосы ее обвились вокруг него. Дерзкие груди с острыми кончиками прижались к его груди. Он почувствовал, что возбужден, почувствовал, как она трется о его вспухшую плоть, призывая к соитию. Теперь он смутился, не понимая, как это происходит у морских жителей, но во сне было совершенно ясно, что они должны предаться любви. Она высвободилась, отплыла, маня его за собой во тьму. И тут тьма поглотила ее, и он понял, что не может больше дышать. Он тонул, как это было раньше, в его прежних бесчисленных снах, и проснулся, заглатывая бесценный обжигающий воздух, чтобы наполнить им легкие.

Джулия. Это Джулия звала его в море.

Рафаэль босиком подошел к окну и раскрыл ставни. Воздух сразу же охладил его. Но он все еще дрожал.

Бессмысленно раздумывать над этим. Он давно уже не спал с женщиной, а это не в его привычках. И все дело только в этом. Вот почему его желание так разгорелось и вышло из-под контроля.

Однако желание это вызвано Джулией Броуди и никем иным. Но ведь она обычная простенькая барышня, не выдерживающая сравнения с невероятными красавицами, которых он знавал, с которыми спал и которых забыл. Конечно, ее золотистые глаза необыкновенны. И еще Рафаэлю нравились ее волосы. Он никогда не видел таких волос. Густые, блестящие, цвета меди. И конечно, не такая уж она простенькая, но все же это не та женщина, которая может так его разжечь. Все это бессмысленно. Кроме, конечно, случайно совпавшего с этим знакомством его затянувшегося воздержания. Это единственное объяснение.