Нас предала Родина - Константин Семенов

— Никак. Ну, а все-таки. Какому бы числу ты не удивился?

— Не знаю.… Две тысячи?..

— Две?

— Ну, три. А что — разве это мало? А… сколько?..

— Не знаю, — тихо ответил человечек и вылил вино из бутылки себе на голову.

Жидкость медленно потекла, заливая лоб, щеки, шею, рубашку, фрак.

Густая. Ярко-красная.

Как кровь.

Первые впечатления от войны оказались совершенно неожиданными — было нечего делать. Ну, совершенно. На работу ходить не надо, Славика вести в школу не надо — прямо сплошные выходные. Вокруг тоже ничего особенного не происходило: война пока была только на экране телевизора. Да и то какая-то странная.

Борис сидел у телевизора целыми днями и смотрел все, что показывали: местные программы, выпуски новостей Центрального телевидения. Когда попадалось что-нибудь особо интересное, звал Ирину. Славик прибегал сам.

В первый же вечер стало ясно, что наступление со стороны Дагестана заглохло. Борис, лежа на диване, наблюдал, как толпы людей перегородили путь войскам прямо на границе республик. В толпе были и мужчины, и женщины, и даже дети. Похоже, что армейское руководство оказалось совершенно не готово к такой ситуации. Во всяком случае, никто не стал ни давить, ни стрелять, и колонна остановилась. Мало того, каким-то образом несколько офицеров попали в плен. И теперь местное телевидение постоянно крутило кадры, где военные пили чай с аксакалами и беседовали о жизни. Аксакалы и комментаторы настойчиво уверяли, что офицеры вовсе не в плену, а просто в гостях — вот попьют чайку и поедут домой. Все остальные репортажи с этого направления были почти такими же: колонна стоит, солдаты и офицеры беседуют с местными жителями.

Вторая колонна медленно, но все же продвигалась, пока не остановилась у станицы Ассиновская. Там повторилось то же, что и в Дагестане: толпа людей, перекрытая дорога, бесконечные переговоры и взаимные угрозы.

Где и как двигалась третья колонна, телевидение не показывало.

Зато показали совершенно фантасмагорическое зрелище: переговоры во Владикавказе. Они были запланированы еще на встрече Дудаева с Грачевым. С тех пор изменилось буквально все, а переговоры, тем не менее, состоялись. Зачем? Понять это сидя в Грозном было невозможно.

Но это все было далеко, а в Грозном пока ничего не изменилось. В домах был свет, газ, работало телевидение. Вода подавалась с перебоями, отопления, ясное дело, не было. Базары пока работали. Магазины? А кому они нужны — магазины?

Туманным пасмурным днем Борис с тоской представил, как будет сейчас греть воду, а потом бриться в холодной ванной и решил отпускать бороду. Славик нашел совершенно новые батарейки. Ирина умудрилась даже что-то постирать.

Сосед справа отправил семью в село и предложил Борису отметить это дело. Водку купили на остановке у бабушки.

— Чья водка, бабуля? Не отравимся?

— Да что ты! — засуетилась старушка. — Настоящая водка, волгоградская. Сын в прошлом месяце привез. Берите, не сомневайтесь. А если что — я все время здесь сижу.

— Так война же теперь, — сказал сосед.

— А что война? На войне водка не нужна, что ли?

Судя по этикеткам и пробкам, водка, действительно, оказалась волгоградской, и Борис купил еще пару бутылок про запас.

Домой Борис вернулся чуть под хмельком, лег на диван пред телевизором и заснул. Проснулся от смутного ощущения, что забыл что-то важное. Посидел, посидел, ничего не вспомнил и пошел на кухню пить чай.

А чай уже его ждал — горячий, крепкий, с двумя ложками сахара: такой, как он любил.

— Спасибо, Ирочка! — Борис подошел к жене, обнял, сразу закружилась голова. — А откуда ты узнала, что я чаю хочу?

— Действительно! Откуда я могу это знать? — засмеялась Ирина. Повела плечами, поежилась. — Боря, не дестабилизируй меня! Смотри — вся мурашками пошла.

— Где? — заинтересованно спросил Борис. — Дай посмотреть.

Повел рукою — черный шелк заструился сквозь пальцы — прижался губами к шее.

— Боря! Ну правда…

Борис еще раз поцеловал ложбинку у ключицы, демонстративно вздохнул и сел за стол.

— Как же я обожаю твои пупырышки! Даже больше, чем чай.

— Неужели? Ты уверен? — улыбнулась Ирина. — Ну, и о чем вы там болтали целый час?

Борис выпил немного чаю, помолчал. Внезапная вспышка улетучилась, и настроение стремительно возвращалось к обычному в последнее время — тревожно-выжидательному.

— Да так, в общем.… Слушай, знаешь, что он рассказывал? — хлебнул еще чаю, оживился. — Выпил грамм сто пятьдесят, расчувствовался и говорит: «Пошел этим летом с детьми в Трек. Держу их за руки, а они не хотят — вырываются. А я выпустить боюсь. Представляешь — боюсь! До чего дожили: в своем городе, среди своего народа — и боюсь!» Представляешь?

— Да… Интересно, а он представляет, каково тогда нам?

— Кто его знает? Говорит, что представляет, — Борис задумался. — Ира, а может зря мы… Может, надо было на деревню соглашаться?

— Боря, ну что теперь об этом говорить. И потом — что значит соглашаться? Нам кто-нибудь предлагал?

— Нет. Но мы же и не искали почти.

— Не искали… — согласилась Ирина. — А кто бы это делал? Ты бы смог?

— Ты же знаешь, что не смог бы, — вздохнул Борис.

— Ну, вот и не надо теперь жалеть.

Борис вытащил сигарету, закурил, уставившись бессмысленным взглядом в стол. Ира вздохнула, выглянула в коридор и тоже взяла сигарету. Дым, стремительно закручиваясь в спираль, потянулся к открытой форточке.

— Это я во всем виноват, — глухо проронил Борис.

— Опять двадцать пять! В чем это — во всем? Тебя кто-нибудь упрекает?

— А и не надо — и так все ясно! Все по стране мотались, варианты искали. А я?.. Вот и сидим теперь здесь, как идиоты. Был бы на моем месте другой…

— Боря, прекрати! — твердо произнесла Ирина. — Во-первых, никто другой мне не нужен. Никто и никакой! Во-вторых, ты сам прекрасно знаешь, что в деревне мы, скорее всего, выпали бы в осадок. Не только ты — оба! И в-третьих, незачем обобщать — ты же сам так все время говоришь.

— Ты о чем? — не понял Борис.

— О том! — Ирина нервно скомкала сигарету. — О том, что каждый уезжал по-своему. И далеко не все в деревни. Забыл? И о том, как мы жили, забыл?

Ничего, конечно, Борис не забыл. Как он мог забыть, он, проводивший за эти годы десятки знакомых и друзей? Действительно, мало кто из них, уехал в деревню, почти никто. Уезжали в города, в поселки, в крайнем случае — в станицы Кубани и Ставрополья. Находили работу, покупали квартиры, покупали дома. Покупали участки и начинали строиться. Как им это удавалось, Борис не понимал. Они с Ириной пару раз приценились к квартирам в российских городах и быстро поняли, что ничего им не светит. О строительстве и вообще не могло быть речи — оба прекрасно понимали, что им не потянуть.