Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду - Мэри Карр

Некоторые из особо религиозных жителей говорили о том, что наступает конец света. Кэрол Шарп рассказала мне об этом во дворе своего дома перед тем, как вся ее семья уехала из города. Мы стояли под огромной мимозой, розовые пушистые цветки которой ветер сдувал на землю. Отец и мать Кэрол накрывали брезентом багаж на крыше своего «Шевроле». Кэрол говорила о том, что с неба спустятся четыре всадника Апокалипсиса в черных плащах, земля разверзнется и огонь поглотит всех грешников вроде меня, а Иисус поведет семью Кэрол по золотой лестнице в рай. Накануне какой-то проповедник возложил девочке руки на лоб, и бородавка на ее большом пальце правой руки исчезла. Всего неделю назад я булавкой помогала Кэрол избавиться от этой бородавки, а сегодня этой бородавки действительно не было. Меня эта новость насторожила, но я объявила, что не готова поверить в Бога, который грозит уничтожением бедняков, живущих в трейлерах, но при этом находит время, чтобы вылечить какую-то бородавку.

Свет за окном померк, и вскоре вокруг нашего дома все стало угольно-черным. Мать задвигала шторы на большом главном окне. Я видела, как машина Шарпов отъезжает от дома.

– А что, если миссис Шарп все правильно говорит об Иисусе и о Боге? – произнесла я вслух. Или, может, предложила всем вместе помолиться, я точно не помню. Мать подняла руку и показала потолку средний палец со словами: «Да пошел он, этот бог!»

Бабушка не слышала это богохульство из-за рева сирен и того, что была очень увлечена кружевами. Я думала: нас в любую секунду волна может смыть в океан за наши грехи.

Лиша испугалась и стала просить о том, чтобы мы сели в машину и поехали к тете Айрис. Сестра отца жила в девяноста километрах на север под Кирбивиллем.

– Ну поехали-поехали, – повторяла сестра.

Лиша твердила о том, что сейчас нет пробок, ведь все уже уехали. Она даже попыталась заговорить с бабушкой, которая окончательно потерялась в своих кружевах.

В эту минуту позвонил отец, и мама удивила нас тем, что сама подняла трубку. Помню, что она держала кухонное полотенце и ответила раздраженно, будто он ее «достал» своим звонком. Мать сказала, что машина уже заведена и мы выходим на улицу, хотя на самом деле она даже не вынимала из кладовки сумки. По телевизору показывали сериал «Денис-непоседа». Мы с Лишей сидели на полу и вырезали бахрому на индейском костюме из бумажного пакета, когда мать положила трубку.

Сейчас я понимаю, что в тот день отец был ей очень нужен, и она была в бешенстве. В тот день его с нами не было. Телефонные провода разорвались, и связи больше не было. Я посмотрела на Лишу, которая только пожала плечами и снова принялась с маниакальной аккуратностью вырезать бахрому. В этот момент я поняла, что нам надо было уже давно уехать. Я испугалась.

Позднее мама объяснила мне, что мы должны были уехать рано утром, но бабушка отказалась. Она почему-то решила, что нет никакого урагана, лишь мелкий дождик. Она будто забыла свой страх ураганов и решила, что ураган такой грандиозной силы пронесется над нашим домом, не причинив никакого вреда. Даже появление в нашем доме молодого симпатичного военного из Национальной гвардии с громкоговорителем на плече нисколько не изменило ее мнения.

– Спасибо, конечно, что зашли, – сказала ему бабушка. Она пыталась выдворить его из комнаты, наезжая на его колени инвалидным креслом. Мать сидела за столом, положив голову на руки, и плакала в кухонное полотенце. Военный стал угрожать тем, что лично перенесет бабушку в машину. После этого она согласилась уехать, но заявила, что сперва примет ванну. Гвардеец ответил: наверняка уже отключили воду, но Лиша открыла кран, и вода потекла. Бабушка мгновенно туда отправилась и заперлась.

После того как за бабушкой закрылась дверь ванной, Лиша решила позвонить отцу и попросить его немедленно за нами приехать. Но связи не было. Меня поразило выражение ужаса на лице сестры, когда она передала мне трубку. На мгновение ее глаза заблестели от слез. Лише было всего девять, и сирены выли, будто в Америку с Кубы летят советские ракеты, о чем нам рассказывали в школе. До отца было не дозвониться. Казалось, сестра окончательно бросила изображать взрослую.

Лиша передала мне трубку. Она не хотела в одиночку осознавать, что мы остались совершенно одни, и разделила это чувство покинутости со мной. Тишина в трубке донесла до меня это осознание в полной мере. Когда снимаешь трубку, чтобы набрать номер и слышишь длинные гудки, то понимаешь: ты на связи и тебя готовы выслушать. Сложно осознать, как здорово быть подключенным к телефонным сетям, опутывающим мир, пока эта связь не прервалась. Ждешь гудка, любого сигнала, но вместо этого наступает гробовая тишина, и не знаешь, что делать.

В конце концов нам помог тот самый военный из Национальной гвардии. Он вернулся, когда дождь усилился до того, что звук ударяющихся об окно капель стал громким, как от свинцовой дроби. Бабушка сильно затянула со своим купанием. Мама разрешила военному открыть замок отверткой. В ванной бабушка сидела в своем инвалидном кресле и продолжала маниакально плести кружева. Вода текла через край.

Национальному гвардейцу все-таки пришлось поднять бабушку и понести, как он и предлагал ранее. Он обхватил ее, словно жених невесту. Здоровая нога бабушки висела нормально, а вот протез плохо держался и болтался под рукой гвардейца. Мы с Лишей хихикали, потому что положение бабушкиных ног она сама сочла бы неприличным для дамы.

На улице ветер раскачивал телефонные провода и носил мусор. Он задувал в оконные щели, издавая высокий свист, который, казалось, с каждой секундой становился все пронзительнее. Мы с Лишей бросились к стоящей в трех метрах от крыльца машине и успели промокнуть до нитки. Мы сели в машину, и шум урагана перестал быть таким сильным. Через стекло из-за дождя мы едва различали фигуру гвардейца. Он шел медленно, потому что старался нести бабушку, как кавалер, а бабушка, видимо, выскальзывала из его рук. В любом случае он шел медленнее, чем мы, и это нас насмешило. Наш смех затих, когда за руль села мама.

По отражению ее глаз в зеркале заднего вида было видно, что она уже не плачет. То, что она перестала плакать, было плохим знаком. Ее губы были так плотно сжаты, что рот стал напоминать тонкую черту.

Я видела, как военный сел в джип. Потом все вокруг нас стало однородно-серой массой. Джип – пятно оливкового цвета – двигался от нашего дома, которого не было видно. Мне почему-то захотелось открыть окно, высунуть голову и закричать гвардейцу, чтобы он вернулся, но я понимала: мой голос потонет в вое урагана. Джип пропал из виду, и остались только звуки сирен, дождь и холодные серые глаза матери в середине серебристого овала зеркала.

Обычно дорога до дома тети Айрис занимала час. Это в хороших погодных условиях.

– Шестьдесят минут от двери до двери, – говорил отец, вылезая из автомобиля и поднимаясь на крыльцо ее дома. В день урагана мать доехала за пятьдесят пять минут – Лиша засекала время. И это во время такого сильного дождя, что дворники не справлялись. Они делали взмах, но все за окном оставалось как в тумане. Возможно, нас подгонял ветер, дувший нам в спину. Без сомнения, мама втопила педаль газа и всю дорогу ее не отпускала без малейших колебаний. Возможно, она думала, что на борту ее больная раком мать, которая и так скоро умрет, поэтому ее не очень волновало, доберемся ли мы до цели живыми. Все уже уехали из города, поэтому на дороге не было машин. В противном случае мы не избежали бы аварии. Еще нам дико повезло не съехать с узкой дороги ни в какое болото, которых на пути было великое множество.