Я тебе объявляю дружбу, майор - Ульяна Романова

На лице Марка цвела широкая ухмылка, в руках брат крутил ключи от машины. Мы поравнялись, Марк пристально посмотрел мне в глаза и заржал:

– Ты поплыл! Ну, она ничего, только, по-моему, мы ее бесим.

– Поясни, – потребовал я.

– Она на меня всю дорогу волком смотрела и, кажется, с трудом скрывала, что ты ее раздражаешь. Ты попал, Мир, – снова заржал брат.

Его слова пролетели мимо сознания. В тот момент мне хотелось поскорее оказаться поближе к кукле.

– Я пошел, – процедил коротко и быстрым шагом вошел в кафе.

Марьяна сидела за столиком и нервно барабанила пальцами по столешнице. Заметив меня, нахмурила брови и обожгла раздраженным взглядом, однако стоило мне только приблизиться, сесть к ней за стол и улыбнуться, как на ее лице вдруг появилось обескураженное выражение, а сама Марьяна нервно закусила губу, отводя взгляд.

Какого хрена? Захотелось развернуться, вернуть Марка и потребовать подробно рассказать, о чем они с куклой говорили.

– Как урок в автошколе? – небрежно поинтересовался я, отслеживая мельчайшие изменения в ее поведении.

– Что? – вскинулась Марьяна, и я бы многое отдал, чтобы понять, о чем она в тот момент думала.

– Высочество, не спи, а то за руль не пущу, – мягко произнес я, опираясь локтями о стол и склоняясь ближе к ней.

Марьяна только фыркнула, как-то странно на меня поглядывая. Ее плечи были напряжены, а в ладошках кукла нервно комкала салфетку.

– Какой чай ты любишь? – перевел я тему.

– Зеленый с жасмином, – выдохнула она, постепенно расслабляясь.

Я жестом подозвал официанта:

– Черный кофе без сахара, зеленый чай с жасмином и шоколадное пирожное. Высочество, тебе одно или повторишь подвиг?

– Одно, – наконец улыбнулась она и тихо выдохнула.

– А мне с вишней, – попросил я и повернулся к Марьяне, – да-да, я извращенец, я помню.

Кукла, наконец, совсем успокоилась и откинулась на спинку стула.

Кажется, я сошла с ума! Или снова слишком впечатлилась занятием по вождению, что было весьма сомнительно!

Я начала всерьез подозревать, что с одним из нас что-то не так. Не хотелось бы думать, что со мной, но факты говорили об обратном. Минуту назад я с трудом сдерживала раздражение и злость, но вот Мирон сидит напротив, и мне снова хочется улыбаться, а щеки буквально пылают от смущения.

Разве так бывает, что один и тот же человек минуту назад вызывал желание прибить и прикопать его где-нибудь в лесочке, чтобы с вероятностью сто процентов его больше никогда не встретить, но спустя пару минут от его взгляда пылают щеки, а кровь по венам несется с удвоенной скоростью?

Я растерянно смотрела на товарища капитана, мгновенно потеряв весь боевой настрой, и пыталась разобраться в своих чувствах. Получалось плохо. Может, это последствия падения вниз головой в четыре годика, когда меня оставили на попечение Макса, а он не досмотрел и я сверзилась с дивана, проявились только сейчас?

То полушарие мозга, которое отвечало за логику, уснуло сном младенца, а в голове вдруг возникла фраза фрекен Бок: «Я сошла с ума-а! Какая досада!»

В тот момент к нам подошла официантка и с вежливой улыбкой поставила передо мной чай и блюдце с шоколадным пирожным. Я мгновенно переключила все внимание на сладости, просто чтобы больше не думать о своем предполагаемом сумасшествии.

Мирон же все это время буравил меня пристальным взглядом, но молчал.

– Рассказывай, как прошло первое занятие, – потребовал он, разрушая тишину.

И она не была тяжелой или давящей, я вдруг осознала, что с ним вполне комфортно просто молчать. С тем его альтер эго, которое меня не раздражало…

Уже пора искать психиатра или справлюсь своими силами?!

– Отлично! – выдохнула я. – Макар отличный педагог. Они сегодня с Тимуром вдвоем со мной ездили. И знаешь что? Я впервые в жизни получила от езды настоящее удовольствие!

– Макар? – округлил глаза Мирон. – Лаврентьев?

– Да. Ты его знаешь?

– Наслышан, – хмыкнул товарищ капитан, но в его глазах я успела заметить настороженность. – И что, хорошо преподает?

– Да! И не ругается, когда я что-то делаю неправильно.

Макар и Тимур на занятиях не ставили границ «ученик – преподаватель». Наоборот, они всеми силами старались создать дружескую атмосферу, и в моем случае это сработало. Я расслабилась и перестала совершать элементарные ошибки. Да у меня даже машина ни разу не заглохла в неподходящий момент!

– Мы пока тренировались на полигоне, но в среду Макар обещал выехать в город, – продолжала я. – А в субботу у меня занятие с Владой. Это его невеста, и она тоже там преподает!

У Мирона глаза сами собой закатились и встретились на переносице, а выражение лица в целом отражало всю скорбь еврейского народа, пока я рассказывала о своей школе вождения.

– И что, ты уже подружилась с Владой? – приподняв одну бровь, с непередаваемой интонацией уточнил Мирон.

– Она очень хорошая, – пожала я плечами.

– Ммм… – промычал Мирон, утыкаясь носом в тарелку.

– Да что не так? – всплеснула я руками.

– Ничего, – слишком поспешно ответил Мирон.

– Мирон! – с нажимом проговорила я. – Что не так? Это из-за гонок, да? Потому что Макар раньше участвовал в нелегальных заездах?

– Мажор не только этим отличился, – хмыкнул Мирон.

– Мажор? – приподняла я бровь.

– Его папа – депутат Лаврентьев, слышала о таком? – склонился ко мне Мирон.

– Нет, – совершенно честно ответила я.

– Высочество, ты поела? – выразительно глядя на мою пустую тарелку, резко сменил тему Мирон. И дурашливо пропел, когда я нервно кивнула. – Ну что, красивая, поехали кататься?

– Поехали, – согласилась я, затаив дыхание.

Товарищ капитан расплатился по счету и протянул мне руку. Я робко вложила свою ладонь в его и вышла вслед за Мироном на улицу. Там он галантно распахнул передо мной дверь, помог забраться в салон своего внедорожника и завел мотор.

– Ты учишься на механике? – уточнил он, выезжая с парковки.

– Да.

– У меня автомат. Представляешь, высочество, здесь всего две педальки.

– Это же отличная новость, – не удержалась я, – и помеха справа, которая выскакивает на дорогу в неположенном месте, тоже сидит в салоне!

Мирон не удержался и весело рассмеялся, увеличивая скорость и беря курс к выезду из города.

В салоне тихо играла музыка, пахло кожей и парфюмом, которым пользовался Мирон, а от самого товарища капитана исходила знакомая нерушимая уверенность и спокойствие.