Неделя в декабре - Себастьян Фолкс

Директор посмотрел на него так, точно ушам своим не поверил:

— Налогов мы не платили.

Полученная от продажи прибыль была капиталом, а не доходом; ее оформили как доход будущих лет, вложили в специально для того и созданную компанию, которая «поглотила» его, а затем, когда все улеглось и забылось, передала в руки тех, для кого эта прибыль и предназначалась.

— И главная прелесть нашей комбинации состояла в том, — поднимая ружье, сказал в заключение владелец поместья, — что все было проделано совершенно кошерно.

Восемьдесят три миллиона, полученные кошерно и без обложения налогом. Ах, чтоб меня! — подумал Вилс. То, что он услышал, произвело впечатление даже на него.

III

В понедельник Дженни Форчун, придя на ланч в столовую депо, взяла тарелку вегетарианской лазаньи, хлеб с чесноком и зеленый салат и устроилась за столиком в углу.

— Все путем, Джен?

Она взглянула на ливерпульца Дэйва, кивнула. Славный парень, но разговаривать с ним ей не хотелось. Обеденный перерыв Дженни предпочитала проводить с книгой. Она пролагала собственный путь в литературу. В ее школе чтение особо не поощрялось — учителя были слишком заняты, стараясь держать толпу учеников под контролем, не допуская при этом никакой дискриминации, чтобы заниматься еще и обучением детей, — удалось под конец дня загнать их обратно в школьный автобус, ни одного не побив, и слава богу.

Подростком Дженни отдавала предпочтение, никаких различий между ними не делая, книгам, которые уводили ее в неведомые миры. «Женитьбу Джилли Джонса» и «Каприз Олмейера» она прочитала за одну неделю, обе книги привлекли ее всего лишь названием. Джунгли и спрятанные сокровища Джозефа Конрада понравились Дженни, да и описание любви между людьми с разным цветом кожи тоже заинтересовало и навело на мысли о собственных ее родителях; однако предложения Конрада показались ей, если говорить честно, слишком длинными.

На десерт она взяла шоколадное печенье и чашку чая. Дженни чувствовала, как парень смотрит на нее с другого конца столовой, уплетая мясной пирог, чипсы и горох. Она отбросила с лица волосы и сидела, прихлебывая чай, под яркими лампами дневного света. Надо было позволить ему сесть с ней, обойтись с ним поласковее. Но Дэйва было просто-напросто слишком много — слишком много мужского начала, тела, он был слишком реален.

Дженни хорошо помнила свою первую встречу с адвокатами, со времени которой прошло уже два года. Сегодня она почему-то нервничала. Одетая в темно-синее платье, лучший свой плащ, черные колготки и новые кожаные сапожки, она доехала на метро до «Кингс-Кросс». Зашла в кабинет начальника станции, откуда его помощник провел ее через вестибюль к запертой двери с табличкой «Служебный вход», потом по ярко освещенному коридору с множеством пожарных дверей и стенами, покрытыми негорючей плиткой, пока она не вошла наконец в маленькую, пропахшую карри кухню, где ее ожидали Маргарет из отдела кадров и Барри Гаскелл из профсоюза.

— Привет, Дженни, дорогуша, — сказал Барри.

Они пожали друг другу руки.

— Ну и запахи тут стоят, верно? — прибавил он.

— Да уж, — согласилась Маргарет. — Здесь перекусывал один из операторов ночной смены. А он любит карри.

Барри Гаскелл, краснолицый мужчина в костюме с маленьким эмалированным значком профсоюза на лацкане, взглянул на часы.

— Значит, так. Сегодня у нас встреча с мистером Нортвудом, нашим адвокатом. Понятно? Он хочет обсудить с нами парочку моментов, убедиться, что знает дело назубок.

— Он барристер?

— Да. Как мистер Хаттон, только рангом пониже. Хаттон — орудие крупного калибра. А Нортвуд подносит ему снаряды, когда в суде начинается главная артиллерийская дуэль.

— Ладно, — сказала Дженни. — А что же мистер Макшейн?

— Он солиситор, дорогуша. Посредник. Сейчас он здесь, в зале управления. Я решил, что ему не вредно будет посмотреть, как тут у нас все работает. Но, думаю, самое время его оттуда вытаскивать, пора заняться делом.

Вчетвером они прошли в темноватый зал управления, где начальник смены просвещал Макшейна. В полумраке мерцали ряды экранов, на которые выводились картинки с телекамер внутренней сети. Один из операторов указал на монитор, где видна была внутренность застрявшего лифта. Оператор разговаривал, держа в руке микрофон, с пассажиром лифта.

— Пожалуйста, сэр, не ругайтесь. Мы постараемся помочь вам как можно скорее. Прошу вас, сэр, в подобных выражениях нет никакой необходимости.

Барри Гаскелл хмыкнул:

— Пердячья кнопка, так?

— Что? — переспросила Маргарет из отдела кадров.

Гаскелл кашлянул.

— Официально она именуется кнопкой тревожной сигнализации для инвалидов и находится на такой высоте, что до нее можно дотянуться, сидя в инвалидной коляске. Однако время от времени какой-нибудь тип с большой задницей прислоняется к ней, и лифт застревает. А защитить ее кожухом не позволяет закон о дискриминации инвалидов. Ладно, мистер Макшейн, нам уже пора, поехали.

В вестибюле Дженни достала из сумочки пластиковый проездной билет и направилась к турникетам.

— Постой, Дженни, — сказал Гаскелл. — Нам туда.

Он указал на лестницу, над которой висела табличка «Выход».

— Поедем на такси. Профсоюз платит.

В фойе адвокатской конторы Юстаса Хаттона, королевского адвоката, их ожидал клерк, Сэмсон.

— Мистер Хаттон в суде, мистер Гаскелл. Просил передать вам поклон. Как вы уже знаете, вас ожидает мистер Нортвуд, который во время процесса будет вашим вторым адвокатом. Он большой знаток этой области права. Сюда, пожалуйста.

Дженни шла за клерком по хорошо протопленному коридору, устланному ковром цвета овсянки. На стенах коридора висели гравюры, изображавшие стародавних адвокатов — шаржи, думала она, карикатуры, или как их там называют, прежних времен — возможно, времен Джозефа Конрада, а то и более ранних. Изображенные на них мужчины казались грозными, многоречивыми и всезнающими. Странно они выглядят — портреты великих людей — в современных офисах. Или они показывают, кем хочет стать нынешний барристер? Возможно, надевая парик и мантию, он именно таким и становится — пережитком прошлого.

Впрочем, мужчина, занимавший кабинет, в который их привели, выглядел вполне современно. Дженни коротко улыбнулась сама себе, подавив легкий смешок облегчения. Какой он худой, подумала она, и лохматый, ему не мешало бы подстричься. Одет он был в темно-серый костюм при бордовом галстуке, но выглядел вполне приемлемо, ничего стародедовского в нем не было — собственно, он походил на один из типичных «макетов», которые изображали «адвокатов» в «Параллаксе».

Он что-то говорил пришедшим, однако Дженни, осматривая в это время кабинет, слова его пропустила мимо ушей. Странно, но она не увидела здесь ни одной фотографии. Должен же он был повесить или поставить на стол фото жены и детей, — а если он холост, то хоть своих мамы с папой. Дженни давно уже мечтала обзавестись собственным кабинетом, с фотографиями, растениями и приличной кофеваркой. На полках этого стояли, разумеется, сотни книг: тисненные золотом названия на алых корешках, кожаные переплеты томов, украшенных римскими цифрами, — и ведь, наверное, подумала она, существует человек, прочитавший в них каждое слово.