Контур человека: мир под столом - Мария Аверина

– Почему?

– Так меня же там под дверью пес ждет!

Мальчик помолчал, повозился, усаживаясь поудобнее, зачем-то пошарил по своим карманам.

– Я не люблю торопиться. И потом, мне – некуда.

Я так на бревне и подскочила:

– Как это некуда? Ты же куда-то шел?

– Никуда. Я просто шел, – сказал он.

– А тебе что, домой не надо?

– Зачем?

– Ну, не знаю… уроки сделать, книжку почитать… поиграть, что ли… покушать… телевизор посмотреть…

– Ради этого не сто́ит торопиться… Дома-то все равно никого нет – успею.

– Как это – никого нет? – На тот момент я еще никогда не оставалась дома одна и вдруг подумала, что тоже не знаю, а что бы я делала, если бы такое случилось?

– Отец на работе.

– А мама?

– Мама… – Он запнулся на секунду. – Мама уехала.

– А что, Бабушки у тебя нет?

– Есть. В деревне.

– А Дедушка?

– Дедушка умер.

– А собака у тебя есть?

– Нет. От нее шерсть по всей квартире.

– А кот?

– Зачем? От него вонь.

– Ну, хотя бы хомячок? Или морская свинка? Или крыса?

– Нет. Кто с ними будет возиться? Отец допоздна на работе. А когда приходит, смотрит телевизор или видик, потом ложится спать.

– А ты?

– А мне зачем?

И снова повисло тягостное молчание.

– Ты в школе учишься? – спросила я, так, чтобы что-то спросить – уж очень нелепым и нарочитым было наше молчание.

– Да.

– Я тоже совсем скоро пойду в школу. Здорово, правда?

– Совсем не здорово, – пробурчал Мальчик. – Скучно. Уроки все время делать… Мне уже надоело.

– А что тебе нравится?

– Смотреть, как вы все вместе играете здесь, за забором.

– А разве вы в школе все вместе не играете?

– Нет. Нам ставят двойки, и мы деремся.

Он оборвал с сиреневого куста пожелтевший листок, помял его в руке и выбросил. Потом сорвал еще один…

И тут нашу группу позвали на обед.

– Мне надо идти, – расстроилась я. – Иначе меня искать будут и накажут.

– Иди, – равнодушно сказал он.

– А ты?

– Я пойду дальше.

– Куда?

– Куда-нибудь… Просто пойду.

– А может быть, ты меня подождешь?

– Зачем? Вы же сейчас будете обедать, потом спать, потом полдник. И только потом вас гулять выведут.

– Но тебе же все равно не к кому торопиться? А я тебе печенье принесу. Или хлеб с маслом. Или яблоко. Или игрушку какую-нибудь. Поиграем вместе. Хочешь?

– Ну, может быть, – без особой охоты ответил он.

И я побежала догонять группу, по дороге думая о том, что Мальчик-то оказался действительно каким-то совсем «ничейным» и что я такого никогда еще не видела! Вот Катя из моей группы была «папина дочка», а Павлик – «мамин сын». Я сама – Бабушкина. Во время обеда, черпая ложкой борщ, я пришла к выводу, что, наверное, если Мальчик живет с папой, то все-таки он «папин». Но, доедая гречку с котлетой, почувствовала, что почему-то твердой уверенности в этом у меня нет.

К моей огромной радости, после обеда нянечка вынесла нам всем на выбор апельсины или бананы. Свой банан я есть не стала, а второй – стащила у противного Димки, он его взял, а потом оставил на столе. И все это я припрятала в шкафчик – для Мальчика.

Тихий час тянулся целый век, а мне так хотелось скорее обрадовать нового друга тем, что у него теперь есть целых два его любимых банана. Потом я стала обдумывать, как бы это так договориться с Марьстепанной, чтоб она разрешила Мальчику поиграть с нами на вечерней прогулке. Мне живо представлялось, как бы здорово было ему все показать: и мою любимую карусель, и качели, и, самое главное, «секретик», который мы с Надюшкой позавчера закопали за кустами в дальнем углу площадки: желтый цветок и большая белая бусина на красной конфетной фольге, накрытые зеленым стеклом. А потом бы, когда за мной пришла Бабушка, я попросила бы ее, чтобы Мальчик пошел с нами. Я бы тогда показала ему лежащего на нашем коврике вчерашнего улыбающегося пса – уверена, что он ему точно бы понравился! А потом бы Бабушка угостила их обоих своими самыми вкусными на свете оладушками с клубничным вареньем.

Кефир в полдник я проглотила одним махом, печенье рассовала по карманам, еще и у Юльки попросила – она все равно печенье не любит! И первой побежала одеваться. Но тут выяснилось, что, пока все спали, на улице пошел дождь и гулять мы вечером поэтому не пойдем.

Настроение мое совсем испортилось. До самого прихода Бабушки, пока, в ожидании родителей, все развлекали себя, как умели, я, забравшись на подоконник, сквозь заляпанное каплями окно все пыталась рассмотреть: ждет ли еще меня под кустом сирени тот «ничейный» Мальчик? Или совсем промок и все же пошел домой?

Первым делом, когда мы с Бабушкой вышли из группы, я бросилась к забору.

– Маша, Маша, куда ты, стой! – Бабушка за мной всегда не поспевала.

Но Мальчика уже не было. И его грязного рюкзака – тоже.

Я тихонько положила на бревно бананы и печенье – вдруг он все же придет?

– Маша, идем скорее, а то не успеем рыдающих «Богатых…» посмотреть! Где ты там застряла? – кричала Бабушка с площадки.

– Иду!

Мы вышли на улицу. Моросящий дождик постепенно стал набирать силу. Бабушка открыла зонт. Но он был высоко, а я была очень маленькая, и вода с края зонта капала мне на нос. Тогда я отвернула полу Бабушкиного плаща и спряталась под нее, как в домик, крепко-крепко прижимаясь к ее ноге.

– Бабушка, ну не может же быть так, чтобы кто-то был ничейный?

– Может, – озабоченно сказала Бабушка, приглядываясь к ближайшему магазину. – Кажется, нам все-таки придется постоять за хлебом… Накрылись мои богатые, которые плачут.

– Бабушка, так давай туда не заходить. – Мысль о том, что возле квартиры на коврике лежит мой новый друг, подгоняла меня домой, но спросить Бабушку, не ушел ли он, я не решалась.

– Ну, как не заходить… Хлеба дома нет. Завтра мне на работу, потом – за тобой.

– Но ты же серию пропустишь!

– Не велика потеря… Актриса переигрывает жутко… Где, в какой жизни они видели таких людей с такими характерами? Разве могут быть в реальности такие события? В этом «мыле мыльном» все так предсказуемо, давно всем все понятно, а они еще размазывают. Короче, Рая мне завтра по телефону перескажет.

– А зачем же ты смотришь, раз тебе не нравится?