Все, что ему нужно - Эмили Маккей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что удивительного в том, что ему не хотелось втягивать во все это Синди? Ведь даже Одиссей не смог уберечь всех своих спутников.
Пусть Шарлин и казалась невероятно хрупкой и уязвимой, так же как и мать, но она была при этом невероятно сильной. А еще она была одним из немногих хороших людей в его детстве, но доброе сердце и благие намерения не мешали ей создавать бесконечные проблемы и несчастья. Поэтому десять лет Гриффин буквально прожил между Сциллой и Харибдой.
А ведь в детстве он предпочитал оставаться именно с ней, ведь, когда его брали в «Инновации Кейна», у нее в столе всегда был набор из ста шестидесяти четырех карандашей, вместо шестнадцати материнских, и к тому же она никогда не забывала проверить, чтобы у Гриффина была подходящая для рисования бумага. А когда ему в семь лет вырезали аппендикс, именно она сидела с ним в больнице.
Конечно, когда Гриффин вырос, он многое понял, но это все равно не объясняло того, почему ему теперь так сложно встретиться с Шарлин.
Когда они уже к ней ехали, Гриффин поймал на себе взгляд Синди.
— Что?
— Ты нервничаешь.
— Нет.
— Да ну? — Синди выразительно глянула на его пальцы, выстукивающие на руле какой-то бешеный ритм.
— Ладно. — Подумаешь, ну, нервничает он, ну и что? Что в этом такого? — Может, немного.
— Хочешь рассказать почему?
Нет, совершенно не хочет.
Синди не стала настаивать и лишь пожала плечами.
— Просто я подумала, если ты выговоришься, то сможешь успокоиться. Ведь если верить слухам, лучше не стоит показывать ей свои слабости.
— Слухам? Каким еще слухам?
— Которые ходят в офисе. Ведь она теперь главный операционный директор в «Шепард капитал»? Говорят, она отлично знает свое дело.
— И что?
— А еще говорят, что она ненавидит Кейнов. И вот мы идем к ней, чтобы что-нибудь у нее узнать. Я бы даже сказала, мы добровольно решили залезть в пасть ко льву. Неудивительно, что ты можешь немного нервничать.
— Она совсем не такая.
— А ты в этом уверен? Ведь я еще ни разу не видела, чтобы ты нервничал. — Синди легонько пожала плечами, отчего свитер весьма соблазнительно обтянул ее грудь, но даже такой заманчивый вид не смог отвлечь Гриффина от ее слов. — Конечно, мы не слишком давно вместе, но я еще ни разу не видела тебя в таком состоянии. Когда Далтон ушел и оставил на тебя многомиллиардную компанию, ты даже глазом не моргнул, а просто созвал совет директоров и быстренько всех убедил, что лучшего временного генерального директора, чем ты, невозможно придумать. И мне даже кажется, ты мог бы сразу же отбросить слово «временный» и по праву занять место постоянного генерального директора.
— К чему это все?
— К тому, что тогда ты был совершенно спокоен и даже не думал нервничать. — Синди явно постаралась смягчить свои слова улыбкой. — Но сейчас ты нервничаешь, и я даже не знаю, что мне с этим делать.
— А тебе и не нужно ничего с этим делать, — буркнул Гриффин, хотя прекрасно понимал — она ждет от него совсем других слов.
Гриффин так долго молчал, что Синди еще раз легонько пожала плечами и отвернулась, решив, что он вообще не собирается отвечать. И он действительно не собирался, но потом она еле слышно вздохнула. Так тихо, что Гриффин вообще едва расслышал этот вздох за шумом машин, но в нем сквозило столько сожаления…
Как же хорошо было раньше. Отличный секс и никаких ненужных чувств. Гриффину казалось, Синди все полностью устраивает, ведь с чего бы ей, да, и любой другой женщине, хотеть слушать, как он плачется о своем несчастном детстве?
Но этот еле слышный вздох, прозвучавший для него громче любой трубы…
Гриффину совершенно не хотелось думать о том, что она может жалеть, что вообще с ним связалась.
— Шарлин совсем не такая.
— А какая?
— Ну, во всяком случае, когда я ее знал, она была невероятно хорошим и добрым человеком. И она совершенно не заслужила такого наказания, как мой отец.
Синди долго молчала, а потом просто сказала:
— Понятно.
Гриффин не собирался ничего к этому добавлять, но тихий ответ Синди снова заставил его заговорить.
— Когда я был маленьким, она почти десять лет была его секретаршей и любовницей. И иногда во время школьных каникул она приводила нас к отцу на работу, но при этом никогда не забывала нас развлекать. Давала нам карандаши, бумагу и даже специально для нас держала в столе коробку с леденцами.
— Дай-ка догадаюсь, леденцы были мятные.
Гриффин искоса на нее глянул:
— Мятные были для Далтона, а как ты догадалась?
— Потому что он до сих пор держит их в столе, я всегда считала это одной из его немногих человеческих слабостей. Разумеется, до того, как он сбежал с работы к любимой женщине. — Синди задумчиво на него посмотрела. — А какие леденцы предпочитал ты сам?
— Ореховые.
— Я тоже всегда их обожала. Но раз уж у тебя с ней связано столько хороших воспоминаний, почему ты готов взбеситься?
— И вовсе я не собираюсь беситься.
— Собираешься.
— Я не…
— Тебе еще раз напомнить, через что ты прошел не моргнув и глазом?
Синди говорила почти шутливо, но Гриффин по глазам видел, что так просто она от него не отстанет. Ему вдруг нестерпимо захотелось остановить машину и… И что? Велеть ей заняться собственными делами? А может, просто зацеловать до изнеможения, чтобы они оба вспомнили о том, каковы их отношения на самом деле? Ведь все должно сводиться к сексу и удовольствию, а не к тому, чтобы вытаскивать на свет призраков прошлого.
— Знаешь, на твоем месте я могла бы испытывать чувство вины за то, что твой отец так плохо с ней обращался.
— А кто сказал, что он плохо с ней обращался?
— Я это заключила из того, что он ненавидит «Шепард капитал» и изо всех сил старался их разрушить. И если ты не считаешь это плохим обращением, я даже и не знаю, что тут можно еще сказать.
— Да, — согласился Гриффин, — это ты точно подметила. Но я уже давно перерос тот возраст, когда мне нужно было хоть как-то оправдывать отцовские действия. Он — ублюдок, и ничто этого не изменит, но я в этом не виноват.
— Но ты явно чувствуешь себя виноватым перед Шарлин. Если не за его, то за чье тогда поведение тебе стыдно? Не можешь же ты винить себя за то, как вел себя после того, как они расстались?
Не зная, что сказать, Гриффин лишь пожал плечами. Раньше он никогда об этом не задумывался.
— Она была как часть нашей семьи, как вторая мать, а потом она вдруг взяла и исчезла.
— И сколько тебе тогда было? Девять?