Повелитель и пешка - Мария Герус

– Только неправильно все это.

– Что неправильно? – зевнул Обр

– Все. Я думала, все не так будет.

– А как надо-то? На коне тебя воровать? Мешок на голову, перекинуть через седло? Придушить еще можно для верности.

– Нет. Зачем воровать? Я думала, будет так. Вот сижу я на крыльце… или нет, лучше иду по улице… А навстречу он.

– Кто?

– Мой жених.

– Какой еще жених? – безмерно удивился Обр.

– Такой. Высокий и статный. Волосы светлые, глаза синие-синие.

Обр, смекнувший, что это все одни девичьи глупости, хрюкнул, но от смеха все-таки удержался. Впрочем, Нюська, вся в мечтах, ничего не заметила.

– И вот подходит он ко мне, берет за руки и говорит: «Наконец-то я тебя нашел. Больше ничего не бойся. Для тебя я сделаю все, что захочешь».

В этом месте Обр не выдержал и все-таки заржал в голос.

– Где ж ты таких видела? – спросил он, едва переводя дух.

– Нигде, – покорно согласилась дурочка, но ручонки стиснула, а глаза стали круглые и вроде уж мокрые.

– «Сделаю все, что захочешь!» Ха, как же! Все вы, бабы, захребетницы. Только о том и мечтаете, чтоб из мужиков веревки вить и жилы тянуть.

Истину эту поведал Обру Маркушка, а Маркушка редко бывал не прав.

На это дурочка ничего не ответила, лишь пристально разглядывала дальний берег, будто надеялась именно там обнаружить синеглазого придурка, способного ляпнуть такую глупость.

Обру вдруг стало обидно. Подумаешь, белые волосы, синие глаза.

– Я за тобой не бегал, – зло бросил он, – сама навязалась. Сидела бы лучше дома, ждала своего красавца.

– Они бы тебя убили.

– Тьфу!

Опять двадцать пять. Однако крыть было нечем.

Он тихо выругался и потянул из-под лавки полупустую торбу. Оставшиеся ватрушки были разделены по справедливости. Две Обр взял себе, две сунул Нюське. Она пыталась всучить ему третью, но он гордо отказался, хотя вполне мог съесть и третью, и четвертую, и пятую. После еды стали слипаться глаза. Он попробовал помочь горю, перегнувшись через борт и поплескав в лицо морской водой. Водичка оказалась обжигающе холодной. Такая убьет в два счета, быстро и верно, как стрелы Хромуши.

К несчастью, умывание помогло ровно на пять минут.

– Поспи, – сказала Нюська, – ведь всю ночь просидел.

– Ночь – волчье время, – проворчал Обр, растянулся на дне лодки, под голову сунул пустой мешок, накрылся плащом и тут же заснул.

* * *

Проснулся он бодрым, хотя спал не очень долго, и зверски голодным. Напился, тщательно заткнул бочонок, чтоб не пропало ни капли драгоценной влаги, свирепо потряс мешок, надеясь извлечь какие-нибудь завалящие крошки. Нюська, поглядев на это дело, принялась выбирать тянувшуюся за кормой веревку. Вскоре из воды показалась сетка, полная рыбы.

– Вот. Обед.

– Ну и как ее… Где мы тут костер разожжем?

– Ее сырую можно. Многим даже нравится, если с солью.

Соль в лодке припасливого Гладыша, конечно, нашлась. Обр сел у правила и принялся наблюдать, как Анна ловко потрошит рыбу, нарезает тонкими ломтиками.

– Далеко еще до того креста?

– При таком ветре завтра к вечеру будем.

День был яркий, хотя по небу с запада на восток тянулись ряды облаков, то и дело закрывали солнце. Летучие тени скользили по воде, которая то вспыхивала, то погасала, делалась тусклой и серой.

– Хорошо бы пристать где-нибудь на ночь.

Моря Обр не боялся, но предпочел бы хоть немного побыть на чем-нибудь таком, что не швыряет тебя поминутно то вверх, то вниз.

– Не… Я же говорила. До самого креста сплошные скалы. Крест на то и поставлен, что, мол, приставать можно.

– Все-то ты знаешь. С чего тебя только подурушей прозвали?

– А я нечуй-траву искала.

– Чего-чего?

– Ну, трава такая. Не знаешь, да? Растет на дальних островах, где никто из людей не бывал. Там, за окоемом. По осени вянет она, ветер ее срывает и носит по воздуху. Может и в нашу сторону занести. Кто найдет ее, тот будет ведать погоду, повелевать ветрами. Все по его приказу будет: и дождь, и вёдро. Захочет – шелоник подует, захочет – полунощник.

– Что-то я не слыхал, чтоб у нас в Усолье такие водились. То есть колдунов-погодников полным-полно, только пользы от них – кот наплакал.

– Ту траву найти очень трудно, потому что она, как от корня оторвется, становится невидима. И найти ее сможет только слепой, да и то если прямо на нее босой ногой станет. Тогда ему все и откроется.

– Так ты ж не слепая.

– А я глаза завязывала и после осенних бурь по берегу ходила, искала. Днем работать надо было, так я ночью.

– Босая?

– Босая. Все думала: вот буду владеть ветрами, прикажу им отыскать отцов карбас и пригнать домой. Да и людям облегчение было бы. На ловлю ходили бы без помех, возвращались бы при попутном ветре.

– Не нашла?

– Не, не нашла. Мне уж потом сказали, что она только слепым от рождения открывается.

– Значит, ты зимними ночами босая гуляла по берегу, да еще и глаза завязывала. Да… Такое в Малых Солях нескоро забудут. Быть тебе подурушей веки вечные.

– Да я тогда и вправду немножко не в себе была. Только ты меня не жалей. Дурочкой быть хорошо.

– Правда, что ли? – невнятно пробормотал Обр, запихивая в рот кусок рыбы.

– Ага. Вот люди рассказывают, жила-была одна дурочка, не то у нас, в Малых Солях, не то в Белых Камнях. А другие говорят, что и не у нас вовсе, а где-то под Новой Крепью.

– Угу. Верю. Дурочек везде сколько хочешь.

– И вот нагадали ей, когда она еще девчонкой была, будто выйдет она за князя, княжеского сына.

– Хм.

– И будто придет тот князь за ней на новой лодье с красным парусом.

– Вранье. Красных парусов не бывает.

– Не бывает. А она поверила. Каждый день ту лодью ждала, все на море глядела.

– Пока не померла от старости, – бодро предположил Хорт, обсасывая косточки.

– Нет! – торжественно заявила Нюська. – Она дождалась!

– Ух ты!

– Ранним утром приплыла большая лодья под красным парусом, сошел на берег прекрасный князь, княжеский сын, и говорит…

– Чего он ей сказал, я уже знаю, – не стерпел Обр, – дальше что было?

– Ничего. Он ее увез.

– Угу. И выкинул в первом же порту, или просто отправил на корм рыбам, или продал кому-нибудь.