Московская сага. Тюрьма и мир - Василий Аксенов

Страх подвязал все либеральные языки в Москве. Люди Нининогокруга уже не обменивались даже шуточками, в которых можно было хотя бымимолетно заподозрить какой-нибудь идеологический сарказм. Даже и ироническаямимика была не в ходу. Попробуй хмыкнуть в ответ на какую-нибудь речьвсесоюзного хряка Анатолия Софронова. Немедленно полетит на тебясоответствующая рапортичка «туда, куда надо». Остались только взгляды, которымиеще обменивались при полной неподвижности лицевых мышц. По этим взглядам, ккоторым вроде нельзя было придраться, либералы научились определять, кто еще держится,в том смысле, что еще принадлежит к их кругу. Опущенные глаза немедленноговорили: на меня больше не рассчитывайте, вскоре появится гнусная статья, илимерзкий стук, или подлейшая «патриотическая» повесть за моей подписью.

Жизнь тем не менее шла, и на нее надо было зарабатыватьденьги. Сандро оказался в полной блокаде: о выставках и об официальной приемкекартин не могло быть и речи. Он радовался, если доставалась хоть небольшаяхалтура – оформить стенгазету в подмосковном совхозе или через вторые-третьируки получить заказ на макет почтовой марки, посвященной героической советскойартиллерии. Основной доход в семью шел от Нины, которая приспособиласьпереводить «верстами» с подстрочников стихи лучезарных акынов Кавказа и СреднейАзии, этих чудовищных порождений социализма, творящих новую культуру,«национальную по форме, социалистическую по содержанию». Республики платилипоэтессе Градовой довольно щедрый гонорар, а одна, хоть и завалященькая, далаей даже титул заслуженного деятеля своей культуры.

Эти так называемые переводы с языка, ни единого словакоторого ты не знаешь, были главным подспорьем поэтов. Даже и загнанная ещеЖдановым Ахматова, и полностью замолчавший и укрывшийся в переделкинских кустахПастернак занимались этим делом. Забыть обо всем, думала иногда Нина, жить, какБорис Леонидович. Он ведь, кажется, ничуть не тужит. Свое пишет «в стол»,неплохо зарабатывает переводами, говорят, даже влюбился в шестьдесят лет, живеттак, как будто не очень-то замечает, что происходит вокруг: «Какое, милые, унас тысячелетье на дворе?» Отчего же меня-то всю колотит? Почему я не могуоторваться от этих гнусных статей, «раскрывающих скобки», почему я хожу на этикошмарные собрания и запоминаю, кто что сказал, как будто когда-нибудь можнобудет спросить с грязных ртов?

* * *

За ужином она сильно и зло хлопнула ладонью по «Правде»,смяла папиросу, расхохоталась:

– Ну, я вам скажу, тут, оказывается, есть что почитатьсегодня, сеньоры и сеньориты!

Все с удивлением посмотрели на нее.

– Перестань, – тихо сказал Сандро: ему не хотелось,чтобы она начала читать дубовые правдистские словеса на разные голоса, как эточасто случалось наедине с ним. Совершенно не обязательно нарушать таким образоммирную семейную трапезу, да к тому же и присутствующую молодежь заражатьопасным сарказмом.

– Что ты там такого выискала, тетка Нинка? –снисходительно спросил Борис IV. Сам он в этой газете просматривал толькопоследнюю колонку, где иногда печаталась кое-какая спортивная информация.

– Сегодняшний текст достоин всеобщего внимания, –продолжала ерничать Нина. – Вот слушайте, какие даже и в наше времяслучаются стилистические чудеса!

Статья называлась «Порочная книга». Автор, товарищ В.Панков,со сдержанным гневом и с легкой партийной издевкой рассказывал о том, как некийвологодский сочинитель Г.Яффе взялся за перо, чтобы написать книгу «Колхозницас Шлейбухты» в серии «Портреты новаторов наших дней». Своей героиней он избраллауреата Сталинской премии свинарку Люськову Александру Евграфовну.

Описывая эту знатную колхозницу, Г.Яффе говорит, что она какбы «выступает от лица природы», зная все мельчайшие свойства свинюшек, кур ипетушков, анализируя все хрюканья и писки, при помощи которых она может дажепредсказывать погоду. Именно глубокое понимание природы позволяет Люськовойперестраивать живые организмы. Так, по Яффе, вера в прогнозы пети-петушкаприводит к серьезным практическим и научным выводам... Этот сочинитель явно небез скабрезной цели называет новатора «фермершей», «опекуншей», «усердной попечительницей»;что это за термины, откуда?.. Он опошляет народный язык, употребляя надуманныепословицы, вроде «не люблю назад пятками ходить».

«...Яффе грубо искажает деятельность депутата, говоря, чтоЛюськова только и делает, что борется против несправедливостей. В превратномвиде представлены жизнь советской деревни и достижения новаторов... Есть итакие, пишет он, которые пришли к совершенно фантастическим (?) результатам. Ксчастью, эти достижения выражены живыми занумерованными поросятами. Иначе рассказо них несомненно (?) показался бы новеллой барона Мюнхгаузена...

...А как вам понравятся, читатель, вот такие перлы. «Свиньинередко рождают таких существ, которые, едва взглянув на белый свет, словносразу решают: „Э, жить не стоит!“ Вот к какой глупости приводит литературщина!

А разве не видна оскорбительная ухмылка в таких, например,фразах, как: «Все наше садоводство надо до корня „промичурить“... Непонятно,почему редактор Вологодского издательства К.Гуляев беспечно пустил гулять посвету такое издевательство над обобщением опыта передовых людей страны... Книгио передовиках сталинских пятилеток должны воспевать вдохновенный трудстроителей коммунизма...»

Кончая читать, Нина уже захлебывалась от смеха.

– Ну, каково?! – вопрошала она присутствующих. –Каков Яффе, ну не Гоголь ли? Каков Панков, ну не Белинский ли? Да ведь это же,товарищи, не что иное, как новое письмо Белинского Гоголю! Думаю, не ошибусь:перед нами один из основных текстов русской культуры!

Она наслаждалась своей сатирической находкой: новое «письмоБелинского Гоголю», снова и снова оглядывала окружающих, понимают ли они смыслшутки. Мама сдержанно, очень сдержанно улыбалась. Отец улыбался живее, однаковроде бы слегка покачивал головою, как бы говоря «язык твой – враг твой». Ёлкапрыснула: они как раз проходили «письмо Б. – Г.», и не исключено, что оноей что-то другое напомнило, совсем не связанное с мамиными эскападами. Борис IVулыбчиво жевал кусок кулебяки: секретная служба приучила его не шутить поадресу государства, а газета как-никак «острейшее оружие партии». Няня кивала снеадекватной сокрушенностью. Сандро, просияв было от «находки», тожеблагоразумно смолчал. Короче говоря, народ безмолвствовал. А вот возьму завтраи повторю этот номер на секции переводчиков, подумала Нина, зная прекрасно, чтоникогда этого не сделает: не сумасшедшая же ж!

Молчание прервала Агаша.

– А зачем же так без конца дымить, как печка? – строгосказала она Нине и потянулась за ее папиросой. Не дотянувшись, тут жеповернулась к Ёлке: – А ты чего же так все глотаешь, не жуя, как чайка? Вотучись у Бабочки, как он жует хорошо, будто тигр.