Сквозь все преграды - Мэри Спенсер

Но когда они тронулись в путь, его мрачность немного рассеялась. А на подъеме в горы Сьерры-Невады лицо маршала вновь озарила веселая улыбка, к которой уже привыкла Мариетта. Очевидно, природа имела на него сильное воздействие. Или ему просто нравилось ощущение свободы? Нравилось скакать на лошади? Мариетта испытывала примерно те же чувства. Она оказалась в диких, нецивилизованных местах, вдали от городов и людских толп! Все это пьянило ее, как вино.

До Хетч-Хетчи они добирались три дня. Мариетта и не представляла, что окружающий мир может быть так восхитителен. Сначала горы пленяли ее своим величием, потом скалистые вершины сменились приветливыми лугами, и от такой красоты просто дух захватывало.

А цветов вокруг было великое множество: дельфиниум, лилии, водосбор, золотарник. Когда они сделали привал, Мэтью нарвал диких ирисов. А как только Джастис отвернулся, сунул букетик Мариетте, покраснев и пробормотав, что ей, наверное, цветы понравятся.

Мужчины по очереди исчезали куда-то время от времени — иногда на несколько часов, и так же поочередно сторожили по вечерам маленький лагерь, Мариетта редко видела их вместе. Ей было приятно находиться в обществе Джастиса, но больше она любила оставаться наедине с Мэтью. Даже Дэвид не доставлял ей» столько радости. Мэтью смешил Мариетту, казался беззаботным, что и создавало ощущение полной безопасности. А в его глазах горело откровенное желание… И это несмотря на все ее недостатки и простенькую внешность! К концу третьего дня она была твердо уверена, что самое приятное, что может быть на свете, — это сидеть с Мэтью под звездами, наслаждаться теплом костра и слушать его забавные истории.

— Завтра утром мы будем в Хетч-Хетчи, — сказал Мэтью.

Они болтали около часа, сидя у костра, но теперь его тон изменился — стал более серьезным.

— Ты думаешь, Дрю Куинн преследует нас? — тихо спросила Мариетта, наливая ему кофе.

Мэтью кивнул:

— Берти ведет Куинна и его парней прямо сюда. Они сделают привал в нескольких милях от нас.

— Ты их видел? — удивилась Мариетта.

— Их трудно не заметить! — усмехнулся Мэтью. — Берти старается ехать по открытой местности, поднимает как можно больше пыли и разрешает этим дурням палить из винтовок, когда им вздумается. Да, он неплохо проводит время. Говорит, что за всю жизнь так никогда не веселился.

Мариетта бросила на него изумленный взгляд:

— Разве ты с ним недавно разговаривал?

— Мы встретились с Берти вчера, поздно ночью. Он сказал Куинну, что заметил медвежьи следы, и пошел проверить, нет ли поблизости зверя, — Мэтью рассмеялся. — Какие у этих парней были лица! Берти чуть язык себе не откусил, чтобы не расхохотаться. Ему хотелось спрятаться в кустах да напугать их как следует, но Куинн слишком хорошо стреляет.

— О… — Улыбка на лине Мариетты погасла. — Да, я слышала, что он отличный стрелок.

— Берти говорит, что в меткости и быстроте с Куинном никто не сравнится. Он пускает в ход не только свои глаза, но и уши. Этот талант смертельно опасен. Поэтому завтра, когда мы будем готовы схватить Куинна, ты, Этта Колл, будешь точно исполнять все, что я тебе скажу. Мне нужно доказать, что он покушался на твою жизнь. Тогда этих парней легко будет убрать.

Мариетта опустила глаза. Нельзя же сказать Мэтью, что если завтра все закончится благополучно, то Дрю Куинн до суда не доживет.

— А Эллиот Чемберс? — Мариетта посмотрела на Мэтью.

— Даже если только половина того, что написано в дневнике, окажется правдой, Чемберсу не удастся избежать правосудия.

— Значит, Дэвид и Джосайя погибли не напрасно, — прошептала Мариетта.

— Смерть есть смерть, Этти! — резко ответил Мэтью. — Не стоит придавать ей какой-то особый смысл и ценность. Ни твой муж, ни Джосайя Андерсон не должны были умереть! — В его голосе звучала злость. — Если профессор Колл был уж таким умным, почему же он не рассказал обо всем полиции? Почему позволил выследить себя и убить?

Его слова поразили Мариетту прямо в сердце, и в глазах ее закипели слезы.

— Черт! — пробормотал Мэтью и вылил в костер остатки кофе, вложив в это движение всю свою ярость. — Опять наговорил лишнего. И почему я такой? Будь мама жива, она отодрала бы меня за уши. — Потом, немного смягчившись, добавил: — Прости, Этти. Мне не следовало говорить так о твоем… о профессоре Колле.

— Ничего, — прошептала Мариетта. — После его смерти я тоже сотни раз задавала себе этот вопрос. От него трудно было ожидать подобных действий. Он вел спокойный, замкнутый образ жизни. Наверное, я никогда не пойму, почему Дэвид решил самостоятельно устроить крестовый поход против Эллиота Чемберса. Зря он это сделал.

— Несомненно, — тихо отозвался Мэтью. — Ты, конечно, очень по нему скучаешь?

— Да.

— Понятно, — сказал он, вздохнув.

Они помолчали, слушая, как потрескивает огонь в костре.

— Почему ты не женат, Мэтью? — вдруг спросила Мариетта.

Он опустил голову, стараясь не показывать, как ему приятно слышать из ее уст свое имя. В последнее время Мариетта уже несколько раз обращалась к нему так, и было что-то такое в ее голосе, что его очень волновало.

— Я давно поклялся себе, что не женюсь, потому что тогда мне пришлось бы сдать значок, а мне этого делать не хочется.

— Сдать значок? Не понимаю почему?

— Какую жизнь я могу предложить женщине? — начат объяснять Мэтью. — Быть женой полицейского — это ужасно! Она редко будет меня видеть, а это нехорошо для брака. Я не хочу жениться на какой-нибудь девчушке, а потом оставить ее вдовой, да еще с детьми. Вот поэтому я и решил быть один.

— Звучит печально, — грустно заметила Мариетта. Уж она-то знала, что такое одиночество.

Мэтью пожал плечами.

— Все не так плохо. У свободного человека есть масса преимуществ. Я могу делать что хочу и когда хочу, идти куда вздумается. Никто мной не командует. Кроме Элизабет, — добавил он с улыбкой. — Это моя золовка. Она постоянно нападает на меня, но я живу с ними недели две-три, не больше. Можно и потерпеть.

— Все это, конечно, так, — согласилась Мариетта, — но, с другой стороны, никто не разделит твои радости и горести.

— И белье не постирает, — добавил Мэтью. — Вот этого мне действительно не хватает.

Мариетта залилась смехом, как ребенок, приведя Мэтью в состояние полного блаженства. Кажется, ей очень нравятся шутки. Неужели раньше с ней никто так не разговаривал? Она смеется, словно удивляясь, что способна на это. Прекраснее ее смеха нет ничего на свете. Вот если бы можно было каким-то образом сохранить его, закупорить в бутылку, а потом слушать, когда захочется.

— А что ты об этом думаешь? — спросил он, сразу посерьезнев. — Я имею в виду замужество?

— О, это было очень мило!