Гарем. История, традиции, тайны - Норман Пензер

Махмуду II уже пришлось лицезреть все ужасы восстания янычар: он видел город в огне, слышал стоны умирающих, крики женщин и детей. Вопреки уверенности янычар в своей силе и безнаказанности, это не остановило султана, а, наоборот, вселило в его душу мысль о необходимости навсегда ликвидировать корпус янычар, он не переставал планировать соответствующие реформы в армии. Одни подразделения он осыпал почестями и деньгами, а другие, доставлявшие большие беспокойства, вскоре нашли вечный покой в Босфоре. Властные полномочия пашей отдаленных гарнизонов резко сократились, и таким образом янычары лишились помощи своих союзников в провинции. Численность нового регулярного войска, состоявшего из солдат — эшкенджи, постоянно увеличивалась, туда перешли многие офицеры-янычары, что приводило к возникновению взаимного недоверия в рядах од. К 1826 году у Махмуда 11 все было подготовлено. Правительство спровоцировало восстание, янычары прошли строем до площади Атмейдан, там перевернули, как обычно перед началом бунта, свои котелки. Обнаружив, что их ага переметнулся на сторону правительства, они напали на его дворец и учинили насилие над остатками его гарема. Потом настал черед Порты: они жгли архив, ломали все, что только попадалось под руку, но не ведали, что их конец так близок. Побережье охранялось, Сераль был полон вооруженных садовников, а в город входила новая армия.

Было развернуто священное знамя пророка и объявлено о виновности корпуса янычар и его роспуске. От шейх-уль-ислама была получена фетва с благословением дальнейших действий, и наступление на мятежников началось. Те сами облегчили новой армии задачу: после погромов стали возвращаться на Атмейдан, и вскоре янычары заполнили все улицы, ведущие к площади. Тут прозвучали первые выстрелы, а после залпов картечи на узких, запруженных людьми улицах началось нечто невообразимое: те, кому удалось уцелеть под огнем артиллерии и избежать удара саблей, были заживо сожжены в своих бараках. Но Махмуд этим не удовлетворился: янычар, укрывшихся в своих домах и бежавших из города, преследовали и топили в Босфоре. Всего их погибло более 25 тысяч, на этом история корпуса янычар была закончена.

Прежде чем мы покинем Первый двор, давайте подробно рассмотрим офорт Меллинга (ил. 4). На ней изображена часть большой процессии, двигающейся в праздник Байрам из Первого двора Сераля к одной из расположенных за его пределами мечетей — Святой Софии или Ахмеда. Процессия как раз выходит из Ворот империи и направляется мимо великолепного фонтана Ахмеда III к площади Атмейдан к обеим мечетям.

На офорте Ворота империи изображены еще до того, как был снесен их верхний этаж, и, хотя по законам перспективы их главный вход кажется меньше, чем на самом деле, в целом массивность сооружения и важная роль здания автором, безусловно, переданы.

С правой стороны стена двора достигает берега Мраморного моря, где у Конюшенных ворот смыкается со стеной у моря. Конические крыши двух башен уже давно отсутствуют, а в остальном стена и расположенный напротив нее фонтан Ахмеда III выглядят сейчас точно так же, как и раньше.

Следует отметить, что художник поступил весьма разумно: несколько характерных фигур он извлек из процессии и поместил на передний план, с тем чтобы нам было проще рассмотреть их платье.

Слева под деревом мы видим пашу на коне; он окружен слугами: одни освобождают перед ним путь, другие следуют рядом с ним.

На переднем плане перед его конем стоит офицер янычар — это сегбан-баши, занимающий положение на ступень ниже аги. На нем праздничный кафтан с необычно приподнятыми эполетами причудливой формы. Справа от него — вставшая на дыбы лошадь с богатой сбруей, красивой попоной и стременами подо всю ступню. Ее пытается сдержать балтаджилер — алебардщик внешней службы; о ней мы поговорим в следующей главе, посвященной Второму двору.

Обращает на себя внимание забавный головной убор алебардщика в форме свисающего на спину широкой частью колпака, среди участников процессии мы видим балтаджилеров в таких же головных уборах. Кроме всего прочего алебардщики выполняли также функции телохранителей, двигаясь пешком бок о бок с конем или экипажем. Обычно они носили алебарды, однако на данной гравюре это оружие мы видим в руках у пей-ков, чьей обязанностью было бежать перед султаном и при необходимости выполнять роль посыльных. Пейки были подразделением алебардщиков; их костюм тоже представляет интерес — ведь он был целиком, без изменений заимствован у византийского двора.

Меллинг поместил пейка на переднем плане, почти в центре картины. Его высокую шапку в виде усеченного конуса венчают три пера. Рядом с ним справа стоит человек в островерхом головном уборе — это тоже балтаджилер, только из подразделения зюлюфлы.

Правее этой пары стоят два янычара. Меллинг расположил их таким образом, что мы можем внимательно рассмотреть головные уборы, о которых уже упоминалось. Несложно заметить, что эти янычары стоят по краю процессии.

Рядом с янычарами — капычи в огромном головном уборе из белых перьев. Помимо обязанностей привратников, в военное время капычи сопровождали султана и охраняли его шатер. Мы видим Селима III будто в окружении массы белых перьев — это головные уборы многочисленных капычи.

Перед султаном едет на коне великий визирь, а перед ним — другие высокие сановники. Непосредственно за султаном — оруженосец — сылыхдар, а следом за ним — начальник черных евнухов, кызлар-ага.

Хотя другие высокопоставленные слуги: чокадар — хранитель гардеробной султана и шарабдар — виночерпий на гравюре отсутствуют, они тоже должны быть где-то в свите.

Из-за строгого соблюдения тех правил, о которых шла речь в предыдущей главе, все, что мы видели до сих пор, было частично открыто для доступа. Сами работники внутренней службы никогда не считали Первый двор частью собственно дворца, и соответственно вели нумерацию дворов начиная от ворот, ведущих во двор Дивана, а не от Ворот империи. Однако, как мы узнаем через некоторое время, существовало много других, более важных законов и правил, не оставлявших сомнения в том, что порогом в жилище его величества были именно Центральные ворота и что по этой причине к ним надо было относиться с подобающим почтением.

Двор Дивана отделен от Внешнего дворца прочной стеной, известной под названием Внутренней стены, посередине которой находятся Центральные ворота. Благодаря характерной средневековой архитектуре они сразу же обращают на себя внимание и возбуждают острое желание побольше узнать об их истории и том значении, которое они имели для Сераля.

Несмотря на то что точную дату их строительства назвать невозможно, есть основания предполагать, что они были одной из составных частей дворца Мехмеда II в том виде, в каком он существовал изначально:- Безусловно, время от времени его ремонтировали и что-то меняли. Так, одна из сохранившихся железных дверей датируется 931 годом хиджры, то есть 1524–1525 годами от Рождества Христова, однако по виду, конструкции, материалу и местоположению обе створки идентичны. Две мощные восьмиугольные башни с многочисленными бойницами и коническими крышами, напоминающими щипцы для снятия нагара со свечи, располагались по обе стороны от небольшого надвратного помещения, над которым возвышалась зубчатая стена. Верх зубцов наклонный, с обоих концов он украшен небольшим орнаментом; за зубцами скрыт идущий вдоль стены проход — попасть туда можно по каменной лестнице, находящейся с обратной стороны каждой башни; этот проход достаточно широк, и в случае необходимости там можно разместить даже пушку. Ворота охранялись отрядом привратников из 50 человек, постоянно дежуривших по обе стороны ворот. Если доверять сообщениям путешественников и историков, численность охраны оставалась неизменной в течение по крайней мере трех столетий. В обязанности привратников, в частности, входило поддержание абсолютной тишины и наблюдение за тем, чтобы конюхи или слуги приехавших на аудиенцию должным образом смотрели за конями своих хозяев, пока те отсутствовали. Ведь, как говорилось выше, даже тем немногим высокопоставленным сановникам внутренней службы и послам, прибывшим с визитом, — единственным, кому разрешалось въезжать через Ворота империи в Первый двор верхом, — приходилось спешиваться и дальше идти пешком. Знание того, что посетителя ждет продолжительная церемония, начинавшаяся сразу после того, как нога визитера переступала порог дворца, не уменьшало ореола таинственности, ощущавшегося уже у Центральных ворот, а отнюдь не редкое зрелище выноса за ворота отрубленных голов вселяло беспокойство, если не малодушный страх.