Гарем. История, традиции, тайны - Норман Пензер

С каждой стороны двухарочного портала были сделаны ниши в форме митры — там выставляли головы казненных — важных сановников. Над внутренней аркой имелось клеймо строителя и позолоченное изречение, приписываемое якобы Мехмеду II: «Всевышний сделает славу строителя вечной; Всевышний сделает его творение прочным, Всевышний укрепит его фундаменты».

В дневное время ворота сторожили 50 привратников, ночью охрана усиливалась за счет янычар «в маленьких передвижных деревянных домиках на колесах, у них были дозорные, которые замечали все, поэтому в случае необходимости они могли разбудить тех, кто спал». Первый двор был общедоступным, в него пускали всех независимо от общественного положения и вероисповедания. Двор имеет неправильную форму — вероятно, это связано с особенностями ландшафта и с тем, что там находится церковь Святой Ирины. Поэтому если вы хотите попасть в центр двора, то, пройдя через Ворота империи, вам следует все время держаться левой стороны.

По правой стороне двора располагались больница, пекарня султана и водопроводная станция; по левой — огромный дровяной клад, церковь Святой Ирины (она во все времена оставалась христианской), монетный двор султана, казна, дворцовые склады и два павильона для работавших во внешней службе. В середине, чуть левее от центра двора, находится фонтан, из которого поили лошадей, знаменитое дерево янычар, а около Центральных ворот — два «камня назиданий», на которых время от времени выставляли головы казненных, и Фонтан палача, где главный палач и его помощник мыли испачканные кровью руки.

На всех присутствовавших во дворе распространялось одно строгое правило: все должны были соблюдать тишину. Пожалуй, не было ни одного путешественника, который не отметил бы необычную тишину во всех дворах, причем в каждом следующем дворе было тише, чем в предыдущем. В Третьем дворе тишина достигала максимума: там было «тихо, как в могиле». В 1551 году Николаи писал: «Несмотря на то что людей, прибывающих туда отовсюду, очень много, там поддерживается такая тишина, что не слышно даже кашля».

А около 1700 года Турнефо рассказывал: «В Первый двор Сераля может войти каждый… там стоит такая тишина, что можно услышать, как летит муха. Если кто-то чуть повысит голос или проявит другое неуважение к резиденции султана, он сразу же получит удар палкой от одного из наблюдающих там за порядком офицеров. Кажется, что даже лошади понимают, где они находятся; нет сомнений, что их учат ступать там тише, чем на улицах».

От знаменитого платана, под которым янычары так часто переворачивали свои котелки в знак начала восстания и на ветвях которого многие из них были повешены, сейчас остался только установленный на каменной подставке пень — на самом деле это лишь часть огромного полого ствола, торчавшего из земли еще несколько лет назад. В 1895 году это было живое дерево с огромными раскидистыми ветвями; в своем «Константинополе» Гросвенор приводит его фотографию.

Двор, за исключением выложенных булыжником дорожек, ведущих к различным воротам и входам в здания, не был замощен. Важные персоны — иностранные послы и некоторые чиновники внутренней службы — могли въезжать во двор верхом, однако перед Центральными воротами все должны были спешиваться.

Прежде чем дать пояснения к офорту Меллинга, хочу еще раз процитировать Бона (1604–1607): «Царящий там порядок — это невозможно обойти молчанием — делает Сераль очень степенным и исполненным достоинства. Во-первых, вы входите во дворец через величественное сооружение — огромные ворота с просторной колоннадой внизу; их охраняют около 50 мужчин, вооруженных аркебузами, ятаганами и луками со стрелами. Пройдя через эти ворота, в которые пашам и другим важным персонам разрешено въезжать верхом, выходишь на большой двор длиной в четверть итальянской мили и примерно такой же в ширину; по левую сторону — отдельно стоящая колоннада, предназначенная для защиты слуг и лошадей от дождя. Справа от входа во двор находится больница, обслуживающая весь Сераль; больница обеспечена всем необходимым. Ее возглавляет евнух, к услугам пациентов различные специалисты. Напротив нее, чуть левее — большая площадка, где хранится запас древесины, а также различные повозки и другие изделия для нужд дворца. Над ней находится огромный зал — это склад старинного оружия и амуниции: шлемов, кольчуг, аркебуз и дротиков. Их раздают янычарам, служащим арсенала и прочим при встрече въезжающих в Константинополь султана или великого визиря».

На выполненном Меллингом офорте Первого двора нет ни Ворот империи, ни больницы, ни дровяного склада. А вот на рисунке Фоссати, выполненном около 1852 года, они присутствуют.

Меллинг представляет нам картину повседневной жизни двора; фигуры людей он наносит на рисунок с тем, чтобы показать, какие службы существовали во дворце, как одевались их представители и каких обычаев придерживались в Серале. Так, около всадников — вероятно, важных персон — мы видим суетящихся слуг. Судя по всему, Меллинг изобразил час аудиенций у султана, о положении каждого из советников говорит многочисленность свиты. При подъезде к Центральным воротам советники спешиваются; пока господа решают в Диване различные вопросы, слуги занимаются лошадьми, прилагая все усилия к тому, чтобы животные не производили шума. На переднем плане в центре двое слуг несут в больницу занедужившего. Тевено (1687) писал, что больных перевозили «в небольших закрытых повозках, которые тащили два человека; повстречавшись с такой каретой, все, даже Великий синьор, делали шаг назад, уступая ей дорогу». Больницей руководил начальник белых евнухов; носильщиками, уборщиками и тому подобное тоже были белые евнухи. Эта больница предназначалась исключительно для пажей дворцовой школы, а больница на Мраморном море — для всех работавших во внешней службе.

Работа больницы, вероятно, была организована превосходно. Ж.Б. Тавернье рассказывает, что пажи старались попасть туда под любым предлогом: «Они пребывают там десять или двенадцать дней. С утра до позднего вечера их услаждают музыкой и пением — отвратительными, на мой взгляд. Там им разрешено пить вино, что не позволено ни в каком другом месте, — именно это привлекает их туда значительно больше, чем музыка».

Кроме того, в больницу нередко тайно проносили вино в бурдюках — это было средством сделать евнухов сговорчивее, поэтому там безнаказанно процветали некоторые пороки, которые были немыслимы в самом Серале.

На рисунке Меллинга мы видим двух янычар, шествующих со стороны больницы. На плечах они несут шест с котелком — подробнее об этом я расскажу позже. Перед ними идет нижний чин с черпаком.

На офорте изображены различные слуги, работающие в Серале: один движется вдоль стены пекарни султана с подносом на голове, заставленном блюдами, закрытыми крышками (вероятно, несет в больницу горячие булочки); другие — в войлочных шляпах конической формы — заняты более прозаическими делами.

Как мы знаем, мельница и пекарня султана находились на побережье Мраморного моря около Мельничных ворот и активно использовались вплоть до 1616 года, когда Ахмед I выстроил новую пекарню в Первом дворе. К качеству хлеба предъявлялись такие высокие требования, что даже во времена нехватки продовольствия не принималось никаких оправданий, если он был не должного качества. По словам Бона, пекли несколько видов хлеба: чисто белый — для султана, султанш, пашей и других важных сановников; хлеб хорошего качества — для всех, занимавших во дворце среднее положение; черный хлеб — для аджем-огланов. «Для султана, — пишет он, — и для султанш хлеб пекут из особой муки, привозимой из Бурсы, — ее делают из зерна, выращиваемого в провинции Вифиния, — патримониальной территории Оттоманской империи. Ежегодно там собирают от 7 до 8. тысяч килограммов зерна, из которого на мельницах Бурсы получают муку отличного качества. Что касается хлеба для всех прочих, то зерно для него поступает из Греции, где расположены полученные по наследству усадьбы правящего султана. Там же выращивают зерно для армии, и в Негро-понте из него изготавливают сухие хлебцы. Часть этого зерна продают рагусанам, приезжающим за ним с необходимыми документами. Из всего выращенного в Греции хлеба 36–40 тонн ежегодно привозят в Константинополь для нужд Сераля. Неудивительно, что Порта потребляла такое большое количество зерна, ведь сверх положенного все официальные жены султана, паши, высокопоставленные сановники и некоторые другие категории обитателей дворца ежедневно дополнительно получали из чилиера — личного амбара султана: султанши — по 20, паши — по 10, муфтии — по 8 и так далее вплоть до 1 хлеба на человека, в зависимости от распоряжения великого визиря. Каждый хлеб размером с хорошую лепешку, мягкий и пышный».