Элина и Орбус - Лера Зима

– Что ты делаешь? Вернись, вернись! – от бессилия опускаю руки и начинаю рыдать.

Валентин обнимает меня. Казалось, он стал чуть менее бесплотным, и даже чуточку более теплым.

Ну вот, ты видишь! Ты же можешь. Я пытаюсь положить свою руку на его грудь, и чувствую, как слабо, но бьется его живое, теплое, доброе сердце.

Валентин грустно улыбается.

– Я вложил все остатки своих сил, дорогая. Чтобы побыть еще немного с тобой. Ты скоро проснешься. И ты продолжишь путь. А я буду иногда приходить к тебе во снах.

И я чувствую, как какая-то добрая энергия исходит от Валентина, что даже немного успокаиваюсь.

Смотрю на его грустную улыбку. Валентин уже не кажется мертвенно бледным, но чувствую: он вложил все остатки сил своей души, чтобы побыть снова теплым и живым, ради меня.

– Я очень люблю тебя, Валентин.

Уже не в силах упрашивать его, просто хочу быть услышанной, потому уже не пытаясь спорить, признаюсь ему в любви.

– А я тебя, моя нежно любимая Элина, прощай.

И тот процесс, который он неимоверным усилием своей души сумел замедлить, вновь обращается вспять, и он тает, растворяясь в мертвенно холодном воздухе. А снег падает и падает. И та точка в пространстве, где было его сердце, взрывается золотыми лучами, которые озаряют это место, и словно пройдясь волной преобразуют все, и то, что было хлопьями снега, вновь превращаются в ласковые розовые лепестки, которые укутывают меня, и в моих ушах звучит нежная мелодия. Он словно забрал холод, и все заполнила теплая и убаюкивающая безмятежность. И я, успокаиваясь, засыпаю. Он сделал все, чтобы не просто уйти, но и забрать мою боль и отчаяние. Хотя я никогда не смогу его забыть. Я спала, уткнувшись заплаканным лицом в подушку, под мерный стук колес поезда.

* * *

Я проснулась. Неужели это был сон? С трудом открываю глаза.

– Где я? Что я тут делаю. – Я чувствовала себя обессиленной и разбитой. При этом спать вроде как не хотелось. Тускло светил фонарь. Чувства притупились. Апатия. Я чувствовала странное потерянное спокойствие. Не хотелось ни жить, ни умирать. Меня как будто не было.

– Элина, посмотри…

– Мнэ-э?

– Ты все еще спишь?

– А?.. да...

– Посмотри, я вчера подобрала амулет, когда его обронил козлорог, которого ты убила?

– Пришли мне на почту. Деревня Знич, Окольный переулок, седьмой двор. Вернусь домой, посмотрю эту картинку.

– Элина?? Какую картинку. Вот амулет.

– А-а-а. Я мутным взглядом смотрела на камень в виде сердца в серебряной оправе, с переливами, как на крыльях бабочек.

– Ага.

– Позови Валентина.

– Его нет.

– Как, его нет? А куда он… ушел?

Он ушел… вчера. И ты чуть не ушла. Ты бредила. Была очень бледная.

– Что… ушел значит?

– Элина. Ты еще не проснулась.

Я села на кровать. Наконец ясность вернулась в мой разум, который до этого ни в какую не хотел просыпаться.

Правда, боли я не чувствовала. Боль уже прошла. Осталась только потерянность.

Остановка.

– Долго стоять будем?

– Минут тридцать.

– Выйдем?

– Давай.

Мы накинули верхнюю одежду и вышли. Паровоз тронулся, но состав не двинулся, он был отцеплен. Вагоны остались стоять одиноко, в свете станционных фонарей. Снегопад прекратился – последние снежинки осели на платформу. Балюстрада обозначала границу станции, за ней чернели очертания города, освещаемые редкими газовыми фонарями и светом в окнах. Минули двухэтажное здание бледно-зеленого цвета.

– Похоже на госпиталь, – почему-то подумала я.

Подошли к зданию вокзала.

Было безветренно и не холодно, я бы даже сказала, тепло.

Черные тревожные тучи плыли по небу, зловещими очертаниями, пожирая звезды. В высоте, за краем здания вокзала, тучи рассеялись, обнажив ярко-очерченную зелено-ядовитую звезду. Орбус сиял во всей красе зловещим цветом. Но мне было уже все равно. Флорентина, похоже, тоже не беспокоилась по этому поводу.

Пытаюсь рассмотреть амулет в тусклом свете станционного освещения. Он меняет свои цвета, в его гранях вспыхивают и исчезают радужные блики. Заслонила амулетом Орбус, и слабый зеленый луч потянулся от камня к земле. От неожиданности сжала камень в кулаке. Флора заметила все это, но ничего не сказала.

Под мостом показался тяговый агрегат. Он направлялся к нашему составу.

Мы направились к нашему вагону.

– Долго еще ехать? – спросила я Флорентину, когда очутились в купе.

– Несколько часов. Можешь еще поспать, если хочешь.

Я легла и закрыла глаза. Сон настиг меня быстро, и я провалилась в состояние бессознательности, без тревог и сновидений.

* * *

– Вставай, Элина, скоро выходить.

Так не хотелось просыпаться и окунаться в эту холодную безжалостную реальность. Встала с трудом, не вымолвив не слова.

* * *

Поезд прибыл на станцию. Мы подождали, пока другие выйдут. Когда проход освободился, двинулись к тамбуру. Еще спускаясь с лестницы, мы увидели его. Он тоже заметил нас и улыбался во всю свою круглолицую физиономию. Да, у вагона нас ждал Эфтан абд Тетрахромбиул. Это был далеко не маленький человек, и он весело улыбался. Не таким я его представляла себе. Не таким внушительным.

– Здравствуйте, Прекрасные Леди – поздоровался он с нами. – Не успел я руки подать, так быстро спустились.

– Да не заморачивайся! – ответила Флорентина.

– Ну что ж, пойдемте тогда, – ответил Тетрахромбиул. – Сколько лет прошло!

– Давно не виделись, Эфтан! – сказала Флорентина. – А тебя до сих пор поминают недобрыми словами.

– Уж и чем я не удружил? – картинно изобразил обиду Эфтан.

– Словом, Тетра, словом! – ответила Фло.

– Тетра? – подумала я. Так его еще никто не называл. Давно знакомы, наверное. Старые товарищи по цеху.

– Познакомишь? – спросил Флорентину, глядя на меня. И не дожидаясь, сам же представился.

– Эфтан абд Тетрахромбиул, легат ее Величества Темной королевы ночи, а как зовут Прекрасную Леди?

– Элина Вейль, – представилась я.

– Это Элина, дочка Леноры, племянница Наталии, добавила Флорентина.

– К вашим услугам! – подмигнул «Тетра».

Мы поднялись по лестнице и длинным коридором-переходом направились в здание вокзала. Внизу, за арочными окнами, рядами томились вагоны, чадили теплушки, пыхтели, дымя, паровозы, ждали команды похожие на крокодилов тяговые агрегаты. Одни составы отправлялись, другие прибывали, кое-какие паровозы заправлялись водой из вытянутых, словно виселицы, Г-образных колонок.