Москаль - Михаил Попов

Усевшись в кресло, Дир Сергеевич потребовал себе еще и чаю. Все же он не только радовался предстоящему приходу гостей, но и волновался. Хотя дело представлялось ему почти простым. Главное, привлечь правильных людей. Собственно, в этом и заключается роль руководителя. Единственное, что его смущало в образовавшемся раскладе обстоятельств, это имена новых партнеров. Их звали Абдулла и Джовдет. Что это? Ирония реальности или игра хитрого восточного ума? Никто, конечно, не может запретить этим господам брать псевдонимы, пускаясь в опасные предприятия, но было бы неприятно обнаружить в их поведении элемент двойной игры.

Марина Валерьевна проникла в кабинет тише собственной тени, хотя и по обычному для себя поводу. Явилась предъявлять претензии к материалу, предложенному главным редактором. Дир Сергеевич радушнейше ей улыбнулся и призывно поднял брови: мол, давайте, Марина Валерьевна, жарьте правду–матку, или что там у вас наболело в этот раз.

Она вздохнула, решаясь:

— Мы, разумеется, напечатаем это.

Явно имелась в виду «Диканька».

— Еще бы. — Главный редактор покровительственно откинулся в кресле.

— Только одно: я просила бы вас позволить мне слегка смягчить образ этой девушки, Леси.

— А что такое? — проявил искренний интерес Дир Сергеевич, медленно катапультируясь из прежней позы вперед.

Марина Валерьевна все пыталась найти в лице и голосе начальника следы хоть самого мелкого раздражения, его обаятельная улыбка ее сбивала.

— Я все же думаю, что «Диканька» и хутор рядом… Это не улица «красных фонарей».

— Получилось, что ли, очень похоже?

Она кивнула.

— А эта девушка…

— Леся, — ласково уточнил шеф.

— Да. Она выглядит просто какой–то диаволицей, демонической фигурой…

— Она выглядит ведьмой, Марина Валерьевна, панночкой.

— Пусть так.

— Именно так! Ведь Украина!

— Пусть, но все это уж слишком литература. Получился не очерк, а рассказ. А мы, вы знаете, избегаем всяческой беллетризации. Наш журнальный принцип.

— Вы хотите сказать — избегаем отсебятины?

Марина Валерьевна угрюмо потупилась:

— Я этого не говорила.

— Но сказали. И правильно сделали. Переделывайте как хотите, вот что я вам посоветую. Да–да–да. И не смотрите так затравленно, это не провокация. Объясняется все очень просто. Диканька, хутор, вообще Украина перестали меня интересовать, по крайней мере, в том смысле, в каком это изображено в этом тексте. Понятно?

Марина Валерьевна кивнула, ничего не понимая и очень по этому поводу затосковав.

Сговорчивость шефа объяснялась между тем очень просто. Он решил впредь маскировать свою особую заинтересованность в украинской теме. Пора подумать об алиби.

Как только заместительница вышла, раздался телефонный звонок.

— Света?

— Ты можешь немедленно приехать домой?!

— Нет, конечно. ерунда какая–то! Я на работе, у меня встреча.

— Тогда я скажу по–другому: ты должен немедленно явиться домой.

Она говорила каким–то особенным голосом, преувеличенно спокойным, можно даже сказать, мертвенным. За этим голосом чувствовался авторитет какого–то огромного несчастья.

— Я… послушай, но я…

— Немедленно!

— Что случилось? Что–то с Мишей?

— Скот!

Светлана Владимировна положила трубку.

Целых несколько секунд Дир Сергеевич пребывал в уверенности, что конечно же никуда не сорвется как мальчишка. До судьбоносной встречи всего сорок минут. Но вот уже он нащупывает клавишу вызова секретарши.

— Извините, ваш чай…

— Мне машину.

Светлана Владимировна встретила мужа в прихожей. Одной рукой она придерживала дверь, другой — прическу, еще не полностью приведенную в порядок. На ней было какое–то сногсшибательное платье, на ногах — дорогущие вечерние босоножки. Это при том, что на дворе умирал ноябрь. Сразу несколько мыслей пронеслось в голове Дира Сергеевича, и все глупые. Светлана решила его соблазнить после стольких месяцев мирного сосуществования; Светлана собралась в театр и решила взять его собой. Но на дворе не только ноябрь, но и три часа пополудни. Третья мысль была уже злая: она решила сорвать его встречу с Абдуллой и Джовдетом!

— До свидания! — собрался он развернуться и уйти.

— Входи–входи. Входи, я сказала! — По тону было ясно, что речь пойдет не о театре.

— У меня очень, очень важная встреча!

— Наташа, покажитесь, пожалуйста!

На начищенном паркетном зеркале коридора произошло перемещение теней, и из гостевой комнаты вышла высокая девушка в белом брючном костюме, с распущенными по плечам завидными волосами. Она оперлась левой рукой о косяк двери, правой себе в талию. Взгляд ее при таком освещении был неразличим, но предполагалось что–то потрясающее. Дир Сергеевич ее еще не узнал, но сильно испугался. До такой степени, что из его головы одним прыжком вылетели и Джовдет, и Абдулла.

Светлана Владимировна справилась с последней заколкой, освободила руку и тут же вооружила ее тюбиком помады. Обернулась, оценила презентацию гостьи, хищно осклабилась и начала остервенело красить губы.

— Что… — начал было Дир Сергеевич, но тут же замолк.

— Ну, — перехватила инициативу жена, — наверно, ты хочешь сказать, что это твоя дочь?

Главный редактор узнал наконец девушку, и ему было прекрасно известно, что это не дочь его.

— Ну говори же что–нибудь, говори! — требовала Светлана Владимировна охваченным помадой ртом. Она уже заканчивала свой боевой туалет и полностью приготовилась к предстоящей схватке.

— Она…

— Не притворяйся, ты знаешь ее имя.

— Она…

— Ее зовут Наташа, вы встретились с ней в Диканьке. Уж не знаю, что там произошло у вас, но ты дал ей свою визитку и пригласил к себе домой, как к себе домой!

— Да?

— Что, милый, станешь петь, что был пьян и ничего не помнишь?

Дир Сергеевич был тогда пьян, но и помнил достаточно много, поэтому не определил с ходу, что надо сказать. Супруга внезапно влепила ему оплеуху — будто даже не от злости, а чтобы побудить к внятным словам и действиям.

Наташа тут же грациозно изменила позу и исчезла с линии обозрения семейного скандала.

Светлана Владимировна продолжила беседу, словно бы оплеухи и не было. То есть ровным, деканским тоном:

— Честно говоря, не предполагала, что такое может произойти. ну там банные девчонки, секретарши на Колины деньги, мелкое неизбежное зло, но чтобы ты решился на такую демонстративную акцию? Прямо хоть уважай тебя, сволочь убогая.