Беру тебя в долг - Екатерина Кариди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не прошла жгучая боль в груди. Она накатывала приступами, внезапно, заливала его целиком, оставляя после себя ядовитую досаду и злость. Обрывки воспоминаний. Голос, звеневший в ушах.
В такие минуты хотелось крушить все вокруг себя.
Казалось, простить то, что сделала маленькая дрянь с серебристыми волосами невозможно. И он говорил это ей. Кричал на все лады. Доказывал! Но ничего не получал в ответ. Потому что все эти споры происходили в его душе.
Наконец, на пятый день, он просто устал.
Что-то циничное, всегда жившее в нем, взяло верх.
И оказалось, что незачем беситься. Глупее не придумаешь занятия! Родхар вдруг остановился посреди всех своих дел, запрокинул голову и захохотал.
Он король.
Его дело править страной.
Преумножить достояние и передать сыну, наследнику. А раз наследника у него нет, нужна жена, способная родить сыновей. Благородного рода, высокого положения, равная. Для этого он и созвал этот проклятый отбор.
По сути, отбор был, конечно же, формальностью. Данью традиции, не больше. Точно так же, как идиотская традиция нацеплять на венчание Ледяной Клинок — Айслинг. Который якобы обладает магическими свойствами. Тупой старый меч.
Жену он уже выбрал. Надо просто выдержать положенное время, а потом назначить день свадьбы. И выбрать себе официальную любовницу. Потому что это тоже традиция, черт бы ее побрал!
Он приказал возобновить увеселения на отборе.
А тот проклятый комок, разрывавший ему грудь… Его просто нет.
* * *
С утра король был занят делами, которые на пять дней забросил, и заодно морально готовился к тому, что вновь придется посетить отбор и, будь он неладен, музыкальный вечер. Он даже переоделся ради этой цели.
Пока переодевался, к нему попросился с докладом главный ловчий.
— Сир, шкура того волка, подготовлена. Я распорядился набить чучело, когти мы сделаем серебряные, а глаза…
Родхар не дал ему договорить, резко развернулся.
— Я хочу просто шкуру. На пол, под ноги.
Секундная заминка, потом Белмар изобразил улыбку и поклонился:
— Да, сир. Будет исполнено.
А он снова повернулся к зеркалу, оправляя черный дублет. Камердинер подал драгоценный пояс, наборный из пластин серебра, инкрустированных необработанными самоцветами. К нему короткий кинжал и широкую цепь на шею.
— Сир, — заговорщически понизив тон, сказал Белмар. — Осмелюсь доложить, наши девушки затеяли кое-что интересное.
Король хмыкнул. Новая смотрительница отбора, вдова генерала Пасквела, просила разрешения внести кое-что дополнительное в программу музыкального вечера. Честно говоря, ему было плевать на все эти потуги.
Кстати, матрес Пасквел испросила разрешения на еще одно новшество. Табурет. Его поставили в центре, и каждая из девушек усаживалась на него перед выступлением. Это чтобы все участницы отбора ощутили себя равными. Родхар позволил.
Слуга поднес на узком золоченом подносе перстень и меленькую стопочку крепкого красного вина со специями. Родхар выпил вино, надел перстень и обернулся к главному ловчему.
— Что ж, посмотрим, что приготовили нам наши дамы.
А потом направился в гостиную.
* * *
Если бы он знал!
Он запретил бы предприимчивой генеральской вдове всякую самодеятельность. Девицы пели. Кто как может. А Родхар вынужден был их выслушивать.
Король уже второй час сидел на троне и все его усилия уходили на то, чтобы не кривиться и не зевать. Взгляд его скользил по залу, время от времени останавливаясь на красавице Истелинде. А у той вид был такой загадочный, что королю становилось ясно: Истелинда намерена блистать. Потому и выбрала себе жребий петь последней.
Действительно, когда подошла ее очередь, красавица уселась на табурет и попросила себе лютню.
— Сир… Ваше величество, — проговорила она, томно вздохнув, при этом ее грудь колыхнулась в вырезе вишневого платья. — Я спою песню, услышанную мной однажды на постоялом дворе. Ее пел бродячий бард. Не судите строго, это песня простого народа.
«Так вот ради чего все затевалось», — подумал король, глядя на Истелинду.
И тут она запела:
— Любви моей ты боялся зря, не так я страшно люблю…
А его словно полоснуло тем обжигающим чувством, которое он давил в себе со вчерашнего дня. Голос у Истелинды был высокий и звонкий, и выводила она мелодию красиво. Но видел он сейчас перед собой совсем другое лицо. И слышал другой голос.
Все это вернулось, ударило в него воспоминанием. Родхар как будто видел со стороны себя и ее, девушку с серебристыми волосами.
«Я снимаю тебя с отбора»
«Я уеду сегодня же»
— Мне было довольно видеть тебя, — выпевала Истелинда. — Встречать улыбку твою…
И он снова слышал ее и себя.
«Ты останешься здесь»
«Нет»
«Ты будешь со мной!»
«Я выйду замуж за барона Малгита»
Король закрыл глаза, стиснул зубы и сжал кулаки. Как только Истелинда закончила петь, он тут же поднялся и вышел.
Сначала, сгоряча, все кажется проще. Пусть работы непочатый край, все можно осилить. Да, можно. Но уже на третий день после того, как уехал дядя Меркель, стало ясно, что ничего он не вернет. И даже ничего ему за это не будет. Всегда может сказать, что взял на сохранение властью опекуна. И на его стороне закон.
Будь она совершеннолетняя, могла бы с ним судиться. В крайнем случае, можно было обратиться к королю. Но как только Мара доходила до этого в своих мыслях, сразу все рассуждения сворачивалось.
К королю она не станет обращаться никогда и ни за что.
Ей придется бороться своими силами.
В одном она могла быть уверена, Меркель не рискнет продать замок отца. Он слишком трусоват для этого. Потому что каким бы скромным род Хантц не был, он записан в главной книге родов королевства. Со всеми знаками и регалиями. А она наследница.
Одно дело тихо продать замок Малгиту в качестве ее приданого, как дядя и планировал. Возможно, замок входил в часть сделки изначально, а может быть, ее опекун решил содрать со старого барона побольше. Уже не важно. Сделка с Малгитом не состоится.
А выставить замок на продажу открыто дядя не посмеет. Это наследственное владение, акт продажи должен быть вписан в большую книгу родов королевства вместе. Меркель не имеет права на наследство до тех пор, пока она жива.
И вот в этом заключалась определенная опасность.