Простодурсен Лето и кое-что еще - Руне Белсвик

– Пойдёмте к пекарю – повеселим его, – сказал Утёнок.

– Лучше оставить его в покое, – ответил Простодурсен.

– Ничего себе покой! – возмутился Утёнок. – Сидит там больной, совсем один.

– Утёнок прав, – вмешалась Октава. – Хотя больше торта нам сейчас не съесть, но больного проведать надо. Мы взбодрим его песенкой о золотой рыбке.

– Нет! – решительно сказал Простодурсен. – Ни слова о золотой рыбке! Если ты задумала о ней петь, я с вами не пойду.

Сдобсен промолчал. Он не мог говорить, а то бы торт полез из ушей. Поэтому он тихо плёлся позади всех и вспоминал удивительный вкус.

Они осторожно открыли дверь, словно опасаясь, что гора рухнет им на голову, и на цыпочках вошли в уютную пекарню, где съели, слопали, сгрызли и стрескали столько коврижек, булок и плюшек, что не сосчитать.

Ковригсен сидел на стуле и разговаривал с воздухом.

– Ой-ла-ла, – говорил он, – так вот где ты была! Вот откуда ты взялась! А какая красавица! То-то удивятся мои покупатели, вот увидишь. Покупатели? Это те, кто приходит в пекарню купить коврижек и прочего, что я пеку. Ой-ла-ла, сколько всего мне надо тебе рассказать! А на ночь я прочту тебе историю каменной куропатки.

– Это… – сказал Сдобсен. – У тебя жар, да?

– Жар? – изумился Ковригсен. – У меня?

Теперь он увидел, что не один в пекарне. Простодурсен, Утёнок, Октава и Сдобсен жались к двери и смотрели на него с ужасом.

– Идите сюда скорее! – крикнул Ковригсен. – Смотрите, кто в банке!

Вот так всё и вышло.

На том нашей истории конец.

Они сгрудились вокруг стола и заглянули в банку. А в ней плавала прекрасная золотая рыбка, и от неё в пекарне стало светлей. А иногда она разевала рот и говорила «тьфу-тьфу».

– Она говорит «тьфу-тьфу», когда я ей рассказываю, – рассмеялся довольный Ковригсен. – Потому что всё понимает.

– Но… – сказал Простодурсен.

– Я стоял и рассматривал свою стеклянную банку, – ответил Ковригсен. – И думал, как плохо хотел поступить с Пронырсеном. А потом что-то закапало из глаз – и вот: в банке завелась рыбка. Но лучше вы рассказывайте ей о речке и что у нас тут ещё интересного, а я пока опару поставлю.

И они принялись рассказывать ей о речке и кудыке, понарошке и загранице…

Они говорили по очереди, а рыбка иногда высовывала голову и говорила «тьфу-тьфу».

Вот такая это была золотая рыбка.

Сдобсен как раз выполз из-под одеяла. Залёг он спать во всей одежде. Теперь она висела на нём как тряпка на швабре.

Он хлопнул себя по животу. Столб пыли поднялся из свитера и рассеялся по комнате.

Солнце втиснуло в окно острый луч света. Высвеченная им пыль заблестела. «Блестит что надо, – подумал Сдобсен. А потом подумал: – Всё равно постираю одежду, если речка прогреется».

Он очень надеялся, что вода в реке по-прежнему ледяная. Ну нет у него сил на стирку. Устал он очень. Только встал – а его уже качает и клонит, как былочку.

В маленькой Приречной стране есть три дома, две норы и одна речка.

В самой большой норе, за лесом под горой, обитает Пронырсен со своими дровами. Он запасает дрова и бережёт их – и он никогда не транжирит время на сумасбродства, дуракаваляние и ничегонеделание.

На другом берегу реки, в доме у опушки, живут-поживают Простодурсен с Утёнком. Простодурсен любит булькать в речку камни. А Утёнок собирает маленькие необычные вещи со смыслом и большие (про)странные вопросы.

Маленьких вещей со смыслом Утёнок собрал пока две – сосновое семечко и кусок скорлупки от своего яйца, где он рос, пока не вылупился. Их он хранит в коробочке для пудинга.

Ну а больших вопросов у него полна голова. Вот вам три для примера:

1) Как я попал в яйцо, из которого потом вышел?

2) Луна висит сама по себе или к чему-то крепится?

3) Откуда берутся вопросы?

На том же берегу реки, но выше, в горе, живёт Ковригсен с золотой рыбкой и тестом в чане. Ковригсен в Приречной стране пекарь. У него в норе самые вкусные запахи – свежих хрустких коврижек.

На одном берегу с Пронырсеном жительствует Октава. Забот у неё не перечесть, но больше всего она печётся о том, чтобы согреть и умягчить все сердца в Приречной стране.

В последнем доме, рядом с Октавой, обретается Сдобсен. Он ходит в вечно мокрых башмаках. Настроение у Сдобсена бывает разное, но он всегда в своём репертуаре.

Глубоко в чаще леса на большом чёрном валуне лежит каменная куропатка. На всю Приречную страну одна-единственная. Над головой у неё и днём и ночью ходит небо. Никто никогда не слышал, чтобы она боялась темноты. Всю зиму каменная куропатка пластается по огромному мрачному камню и не даёт ему остыть. Она, видно, знает другим неведомое, раз может вести такую жизнь. Вот и повелось: кому проблема не по зубам, не по плечу или не под силу, идут за советом к каменной куропатке.

Лето только народилось. Свежее, сочное, доброе, мягкое. Оно принесло с собой летние ночи, летние наряды, летний дождик, летние цветы, летний пудинг, летний сон – всё кругом стало летнее-прелетнее.

Поначалу лето оказалось прохладным. И даже раз на зорьке присыпало землю летним снежком. Но белая пудра растаяла на тёплом солнышке, и больше о неловкой оплошности никто не вспоминал.

Почти все в Приречной стране были заняты своими простыми летними делами. И только Сдобсен, бедолага, переминался посредине пыльного покосившегося дома и был в своём самом мрачном репертуаре. Едва он освоил зимнюю хандру, как здрасте вам – пришла весна. Теперь изволь радоваться каждому зазеленевшему ростку, которого солнцем выманили из земли наружу.

Завидная ли доля – быть таким ростком? Преть в перегное всю долгую зиму и не казать носа наружу, пока солнце не растопит снег над тобой? Стоит ли оно того?

«Вот взять меня, – думал Сдобсен. – Я должен цвести и радоваться весь год. Даже когда нанесло снега по пояс, всё равно изволь таскать ноги с цветущим видом. Будь я росток, я бы тоже, может, сейчас радовался. Но я не росток. Я – Сдобсен. Единственный Сдобсен в целом мире».

Такие думы мучили его весной. И только-только он, изрядно умучившись, довёл себя до весеннего настроения, как жизнь потребовала большего. Наступило лето. Теперь мало изредка радоваться – теперь будь добр лучиться счастьем от зари дотемна!