Проклятая - Кристина Цагария

Когда в закусочную вошел карабинер[30], я думала о сестренке. Он был в форме. Это фельдфебель К.

Я его хорошо знаю, потому что он работал у нас в Сан-Мартино, в полицейском управлении.

Вытащив шумовкой из фритюрницы последний аранчини, я вымыла руки и вышла в зал.

Это было 15 сентября 2002 года, в восемь часов. Я помню все – и день, и час. Помню свое лицо. И лицо фельдфебеля.

Не помню только одного – почему я это сделала. Но я это сделала.

– Здравствуйте, офицер.

– А… это ты, Анна Мария! Привет.

– Извините, что я вас отрываю, офицер…

Я подошла к нему и заговорила тише. И он тоже заговорил тише.

– Я сейчас на работе и не могу отлучиться. Мне нужно вам кое-что рассказать… Это очень неприятное дело. И очень важное. Вы должны меня выслушать. И пожалуйста, никому не говорите, что я с вами разговаривала. Пожалуйста, никому, умоляю вас. Но вы должны придумать, как мне помочь. Я вам расскажу все, а вы уж потом проведете свое расследование… и мне поможете.

Все это я говорю, не переводя дыхания.

– Надо помочь моей сестре. Это очень некрасивое дело. И очень важное. И никто об этом не должен знать, – добавляю я на последнем дыхании.

Фельдфебель выглядит оторопевшим. Он долго думает, не зная, что ответить. Одной рукой он придерживает свою фуражку, а другой ковыряет только что купленную пиццу.

Но теперь замолчала и я. Я молчу и оглядываюсь вокруг. Нет, больше никаких посетителей в закусочной нет.

А ведь перед тем как выйти из кухни, я этого даже не проверила!

В обеденном зале никого нет. Здесь только я, фельдфебель и какая-то девчушка на террасе. К счастью, она болтает по мобильнику. Здесь только мы.

– Послушай, Анна Мария, а о чем вообще речь? – наконец спросил меня фельдфебель.

– Э… нет, я вам не могу этого сказать. Только не здесь и не сейчас! Это очень путаное дело, это надо долго рассказывать. Да и к тому же, если увидят, как мы тут с вами разговариваем, у меня могут быть неприятности. Так что мы с вами должны что-нибудь придумать… Вы должны придумать, как мне помочь.

– Слушай, а почему бы тебе не прийти в полицейское управление? Ну, например, завтра утром: ведь сейчас уже вечер. Ты туда придешь, попросишь меня позвать. И вот там-то мы с тобой и поговорим спокойно.

– Нет, нет, это ни за что! – И я отпрянула назад, собираясь вернуться на кухню.

Фельдфебель тихонько положил мне руку на плечо, словно успокаивая меня:

– Но послушай, Анна…

– Нет, офицер, только не у вас в отделении. Потому что если они увидят, как я туда войду, то они сразу же все поймут.

– Но в чем дело-то? Ты что-нибудь увидела? У тебя что-то случилось дома? – Он смотрит на меня во все глаза, пытаясь догадаться.

– Давайте с вами сделаем вот что. Вы можете прийти сюда завтра? Завтра днем?

– Сюда?

– Ну да. Здесь, в закусочной, будет лучше. Давайте завтра встретимся перед закусочной около пяти, пока я не начну работать. Вот тогда я вам все и расскажу. А уж потом мы и решим, что делать.

– Ладно, Анна Мария, хорошо. Не беспокойся. Завтра днем я сюда вернусь, обещаю.

– Я вам верю, верю, что вы вернетесь. Знаете, у меня никого нет – ни родных братьев, ни двоюродных, чтобы они могли мне помочь. Так что когда я вас увидела… Я просто не знаю, к кому мне обратиться.

– Не волнуйся, Анна, завтра увидимся. Вот увидишь, окажется, что это все пустяки, ничего серьезного, и все уладится.

– И все-таки вы ничего не говорите моим родителям, пожалуйста. Никому этого не говорите, ни за что. Сначала вы должны выслушать меня, а уж потом…

– Хорошо, Анна, до завтра.

– До завтра.

* * *

Бедный фельдфебель! Он и представить себе не может, чего такого особенного может ему рассказать шестнадцатилетняя девчонка. Но зато теперь он все знает. И вот теперь-то он мне поможет. Но даже если я и останусь одна, я все равно не отступлю.

На следующий день, после пяти вечера, фельдфебель подошел к закусочной. В тот день на работу я не пошла. Я сказала хозяйке, что у меня проблемы, и она была так любезна, что дала мне отгул. А в двадцать минут шестого мы вместе с фельдфебелем К. вошли в полицейское управление.

Городок

– Говорят, что ты гуляешь с моим мужем.

– Говорят, что ты путаешься с моим женихом.

На улице к Анне Марии подошли две женщины и схватили ее за руку. Одна – спереди, а другая – сзади. А рядом – только стена большого дома.

– Нет, это неправда. Я этого не делаю, нет.

– Но тогда почему об этом все болтают? – спросила первая.

– Не знаю. Я вообще ни с кем не гуляю. А теперь пустите меня, мне нужно идти домой.

Первая женщина выпускает свою жертву. И вторая – тоже.

Одна из них делает шаг назад. И другая – тоже.

И Анна, освободив себе пространство, неторопливо возвращается домой, больше уже не оборачиваясь.

– Доменико Кучинотта был первым, с кем я познакомилась. Это случилось 11 марта 1999 года, я это запомнила, потому что это был день моего рождения. Я вышла из дома, чтобы купить продукты для торта, а Кучинотта, сидевший в машине вместе с Доменико Яннелло, меня окликнул. Сначала я шла не останавливаясь, но поскольку он ехал за мной на машине, мне пришлось остановиться…

Я начинаю рассказывать. И рассказываю все как на духу двум посторонним – капитану полицейского управления Тауриановы и бригадиру карабинеров, который все время сидит при нем. Иногда меня слушает еще и фельдфебель К., но он то входит в помещение, то из него выходит.

В первый раз в полицейском управлении Тауриановы я пробыла шесть часов, до одиннадцати вечера. Я рассказывала все как на духу и ни разу не заплакала. Я сидела на кончике стула, положив руки на край письменного стола, и рассказывала.

Нет, я бы не назвала себя какой-то необыкновенно отважной или исключительно сильной, нет, не назвала бы. Просто я должна была это сделать – и я это делаю. И не испытываю я никакой ненависти – ни к себе самой, ни к ним. Просто вот так уж вышло. Я стараюсь не думать ни о том, что случится потом, ни о том, что уже случилось. И о моем прошлом я рассказываю просто – так, как оно и было. В тринадцать лет я была еще слишком маленькой, чтобы понимать такие вещи. Хотя даже и сейчас я не очень-то повзрослела. Но зато эти три года тянулись для меня так долго, бесконечно долго, и я теперь уже достаточно взрослая, чтобы понять одну вещь: тронуть мою сестру они не посмеют.