Радужный змей - Анна Гурова

Он испытующе взглянул на Глендруида. Тот с невозмутимым видом продолжал гнуть свое:

— Да, спросите из них кого угодно: все опишут вам духа одними словами. Всесильные существа с белыми неподвижными лицами и пустыми глазами. Во мраке ночи они неуязвимы, но исчезают при первых лучах солнца. Вы, конечно, считаете, что я брежу, но скоро убедитесь сами: ночные духи — это суровая реальность. Их существование можно сколько угодно опровергать на конференциях и семинарах, но здесь, в болоте, остается только принять и смириться.

— Я вам не верю, — раздельно произнес Платон. — Духи не воруют драгоценности и не поджигают шалаши. Это были люди, а кто они такие, я скоро узнаю…

На опушке леса появился Симо и сразу подошел к Глендруиду.

— Господин профессор, я проследил их путь до реки. Дальше следы теряются.

Глендруид безнадежно махнул рукой.

— Оставь, Симо. Это бесполезно.

— Духи, которые оставляют следы! — торжествующе воскликнул Платон. — Сами подумайте, что вы сейчас сказали!

— Симо, это были духи? — устало спросил помощника Глендруид.

— Духи, кто же еще! — подтвердил Симо. — И у них был особый интерес до вас, господин профессор, и до вас тоже.

— Это еще почему? — удивился Платон.

— Хотите взглянуть на вашу палатку — точнее, на то, что от нее осталось?

Компания отправилась к тому месту, где еще вечером стояла палатка «начальства». Теперь на ее месте красовалась глубокая воронка с прилипшими к ее краям обгорелыми обрывками водонепроницаемой ткани. Симо спрыгнул в воронку и поднял погнутый металлический стержень — один из двух, на которые опиралось все сооружение.

— Интересно, чем по ней грохнули? — жизнерадостно произнес он. — Первая вспышка была именно здесь. Я сразу проснулся и выскочил наружу. Гляжу, ваша палатка полыхает, возле нее как будто кто-то возится. Самого не видно, а шаги слышны отлично: туда-сюда, зигзагами, как будто ищут кого… Ну, я выстрелил раз, другой. Тут еще один взрыв — такой, знаете, как хлопок, и все шалаши вспыхнули в один миг. Тех из наших, кто не успел вылезти из шалашей, здорово обожгло. Они завопили от боли на весь лес и давай метаться по поляне. Духи в суматохе куда-то делись. И только тогда до меня дошло, кто там воюет. Ну, думаю, влип, теперь не отмолишься. Бросил я ружье и бегом к реке…

— Это они меня и профессора искали, — мрачно прокомментировал рассказ Платон. — Только профессор в шалаше спал, а я вышел ночью воздухом подышать, заблудился и свалился в раскоп — как видно, к лучшему. А скажите, профессор, что вы делали во время нападения?

— Я-то? — слегка растерялся Глендруид. — Когда палатка загорелась, я проснулся и вылез наружу. Тут мой шалаш вспыхнул сам собой. Хаос, смятение, выстрелы… да вы и сами, должно быть, видели. Я стоял как столб, пока какой-то верзила из рабочих не сбил меня с ног. Потом я наткнулся на Симо, который тащил вас…

— Теперь разрешите вопрос к Симо. Сколько раз ты стрелял?

— Дважды или трижды — будто я помню.

— Так. А сколько было тех, неизвестных, возле палатки?

— Не разглядел. Вроде, один. Или двое.

— Что-нибудь еще пропало, кроме тела и украшений? — спросил Глендруид.

— Вроде остальное на месте — только перерыто и раскидано все, что можно. Должно быть, духи думали, что мы нашли большой клад. Я одного не пойму — как они успели перелопатить такую кучу вещей? Наверно, их было все-таки не двое, а больше.

— А ты хорошо смотрел? Землеройные роботы на месте? Я пойду сам проверю…

Проводив взглядом Глендруида, Платон несколько минут задумчиво разглядывал воронку. Очевидно, похищение тела «мага» было не единственной, а возможно, и не главной задачей таинственных существ, напавших ночью на лагерь (у Платона даже мысленно не поворачивался язык назвать их духами). Главной же целью было убийство либо Глендруида, либо его, Платона. Второе, к сожалению, вероятнее: во время нападения Глендруид все время находился на поляне, и его можно было пристрелить без особых хлопот. Никого из рабочих не тронули; шалаши явно были подожжены, чтобы отвлечь внимание и посеять панику. Каким образом это могло быть устроено, Платон примерно представлял: рассеянный тепловой луч определенной интенсивности, включенный буквально на долю секунды. «Духи!» — скептически пробормотал Платон. Глендруид мог бы придумать что-нибудь и более оригинальное. Полудикие сильвангские рабочие еще могут поверить в подобную выдумку, но ученый?

Платон вздохнул. С самого начала этой несчастной экспедиции его не оставляло ощущение, что кто-то пытается ему помешать, расстроить его планы. Сначала неприятности на Шаране, потом встреча с Донатой… Эти неприятности еще можно было объяснить неудачным стечением обстоятельств. Но война на астероидах давно закончилась, и Платон надеялся, что хоть на Сильванге его оставят в покое. Не тут-то было… Уж не по приказу ли самого Глендруида был устроен ночной набег — чтобы завладеть уникальной находкой? Археолог усмехнулся своим подозрениям, но неприятный осадок в душе остался.

Вечером того же дня Платон возвратился в Ирунгу. Симо забросил его в отель и укатил по своим делам, посоветовав хорошенько отдохнуть и выспаться. Глендруид остался возле стены, чтобы еще раз спуститься в тоннель и на всякий случай скопировать рельефы.

«Упрям, как осел, — думал Платон, вспоминая ссору с Глендруидом по дороге к себе в номер. — К сожалению, в науке таких полно: они выдумывают свою теорию, а все, что в нее не вписывается, просто в упор не видят. Впрочем, мне-то какое дело до его теорий? Я приехал не ради того, чтобы устраивать тут диспуты с этой старой кочерыжкой».

Платон задумался, зачем он вообще сюда приехал, и стоит ли оставаться здесь дальше. Жезл, ради которого, в основном, и затевалось путешествие, таинственно исчез. После происшедшего Платон начал думать, что Глендруид сам спрятал его, не желая отдавать молодому коллеге славу возможного открытия. Теперь становилось ясно, что ничего по-настоящему важного Глендруид ему не покажет. Вести же исследования своими силами не представлялось возможности по одной простой причине — отсутствию денег. Практически все наличные Платон отдал жадюге мастеру на Шаране. Правда, в данный момент он жил на всем готовом как «почетный гость императора», но что будет, если Глендруид поговорит с кем надо, и отношение к гостю переменится? Платон представил себе, как его снимают с финансирования, выселяют из гостиницы, а то и отправляют в 24 часа куда подальше. Рассольников решил навестить Кинту, которого последний раз видел только мельком на торжественном обеде у императора, и разведать обстановку, а заодно и заручиться поддержкой.

«Но для начала — душ! — подумал Платон, отстегивая от пояса кольчужные ботфорты. — Много-много воды — пусть горячей, сероводородной, какой угодно, лишь бы чистой. Кажется, эта болотная вонь прилипла ко мне навечно. А моя бедная шляпа! Что с ней стало!»