12 месяцев. Необычные эротические приключения - Генрих и Ксения Корн

– Куда теперь поедешь, Марсель? – поинтересовалась Марина.

– Знаете, я решил, что не хочу больше путешествовать. Хочу домой, в Питер. Я это понял благодаря вам, – сказал он и опять поцеловал её руку.

Наконец, попрощавшись в очередной раз, он ушёл. А мы с Мариной от нетерпения занялись сексом прямо в прихожей, едва закрыв за ним дверь. И это был лучший секс за много-много лет.

Где-то через полгода я устроил выставку своих фоторабот. Лучшее, что мне удалось выбрать из той фотосессии Марины с Марселем, а там много в итоге оказалось хорошего. И хотя Марина дала своё согласие на огласку, я очень боялся реакции нашей консервативной публики. Поэтому – с помощью Березенюка, правда, – выставка прошла не у нас в городе, а в Москве. Но это не помогло: москвичей было мало, зато наши, как назло, понаехали, словно чувствовали, что им будет потом о чём поговорить и кого поосуждать.

Осуждали меня сильно. После выставки я превратился в изгоя. Кое-кто даже здороваться со мной перестал. Березенюк здоровался, но смотрел на меня как-то странно – так, будто я с его женой переспал. У меня в это время появилось много пейзажных акварелей, и было желание выставить их тоже, но он отказал в содействии и ничего не получилось. Карьера моя пошла под откос, и никто не хотел мне помочь.

Но больше всего меня раздражало то, что цепляли Марину. Ей даже пришлось уволиться из музея. Я мучился, потому что понимал, что всё из-за меня. Хотя она никогда не упрекнула меня ни в чём. Наши отношения были прекрасны во всём, однако я чувствовал вину перед ней за то, что произошло тогда, – за фотосессию, за её секс с Марселем, за всё.

Заканчивалась зима, снова наступил март. Как-то вечером я зашёл в «Мартинику» выпить кружку пива, и ко мне подсел незнакомец. Солидный мужчина с тростью. Закурив сигару, он спросил:

– Вы тот самый художник Виктор Мартынов?

Я удивился, что мной кто-то интересуется.

– Да, я. А что?

– Мне понравилась ваша фотовыставка в Москве. «Чёрное и белое». Я хочу купить все работы, которые там были. Какова их цена?

– Цена? – мне было трудно ответить на этот вопрос, все фотографии после выставки лежали мёртвым грузом в студии и ничего не стоили. – А вы сколько за них хотите заплатить?

– Я готов заплатить за всю коллекцию пятьдесят миллионов евро. Но при одном условии.

Я чуть не поперхнулся пивом, но виду не подал.

– Что за условие?

– Вы должны выполнить заказ. Портрет вашей жены. Обнажённой. Согласны?

Мне стало как-то не по себе. Может, мне это всё снится?

– Вы серьёзно?

– Совершенно серьёзно, – ответил он. – Если согласны, мой юрист свяжется с вами завтра. Деньги будут переведены на ваш счёт, как только вы выполните заказ.

– А могу я поинтересоваться, кто вы?

– Моё имя Генрих. Я богатый человек и хочу купить ваши работы. Вот и всё. Так что вы скажете?

– Я согласен, – сказал я, на самом деле не зная, что и думать.

– Хорошо. Как получите деньги, мой вам добрый совет: немедленно уезжайте отсюда. Есть у вас мечта, где бы вы хотели жить?

– Моя мечта это Италия.

– Ну вот, берите жену и уезжайте туда. И, кстати, напрасно вы так переживаете из-за той истории. Бывает, что у автомобиля сдох аккумулятор и его просто «прикуривают» от другого. Машина едет. Так и у вас произошло тогда. Не омрачайте своё счастье ненужными мыслями на этот счёт.

Он улыбнулся, и в его улыбке мне почудилась улыбка Марселя.

Мистика какая-то. Откуда ему всё про меня известно? Про портрет, который я так и не написал, хотя обещал Марине больше десяти лет назад. И почему в его европейском, совершенно не похожем на Марселя лице мне ни с того ни сего померещился тот чёрный парень?

Незнакомец ушёл, оставив меня в недоумениях. Я вышел покурить на улицу и размышлял об этом, выпуская дым в сумеречный воздух марта и глядя на грязные поникшие сугробы, на мрачные стволы деревьев, бледные и несчастные лица прохожих, собачье говно на оттаявшем асфальте… И мне в тот момент пришла мысль, что хорошо уехать отсюда именно в марте. Март – лучшее время, чтобы уехать навсегда и никогда не захотеть вернуться.

Придя домой, я спросил Марину:

– Хочешь, я напишу твой портрет?

Она стояла у плиты, варила борщ. И с усмешкой, не поворачиваясь ко мне, ответила:

– Чего это ты надумал? Хочу, конечно.

Я подошёл к ней, обнял её сзади и чистосердечно выложил всё про предложение таинственного незнакомца.

– Ясно, продать меня хочешь, – её задница легонько стукнула меня по проснувшемуся от прикосновения причинному месту.

– Очень выгодно продать. А ты не согласна?

Она бросила свой борщ и повернулась ко мне. Посмотрела серьёзно, глаза в глаза, а потом губы озарились улыбкой, и взгляд стал тёплым и будто немного смеющимся.

– Разве ты забыл? Ради тебя я согласна на всё.

– И в Италию со мной поедешь?

– Поеду. А когда?

– Желательно в марте. Если запомнить этот город мартовским, вот таким, какой он сейчас, то никогда не будешь ностальгировать по нему.

Так и вышло. Портрет Марины я написал за несколько дней. Вскоре на счёт поступили деньги. И даже когда я осознал, что это всё на самом деле, всё равно не мог поверить. Просто не укладывалось в голове, потому что так не бывает. Чтобы не портить свалившуюся на нас невесть откуда сказку, мы с Мариной, не откладывая, собрались и уехали в Италию. Сначала на время, а затем и навсегда.

Но я всё равно благодарен марту. В марте моя чёрная полоса жизни закончилась и началась белая. Хотя нет никаких полос. Есть просто жизнь. И она прекрасна, кто бы что ни говорил.

Все мы виноваты в преступлении, в великом преступлении не жить полной жизнью. Но потенциально все мы свободны.

Генри Миллер. «Сексус»

Странным – сырым, прелым, но прелестным духом пахнет весна. Как моклая земля, напитанная талым снегом. Как юный, дерзко бросающий тебе в лицо прохладную свежесть ветер. Как сверкающая под солнцем зелень молодой травы.

Как молодая женщина, готовая к любви. Как сумасшедше-пьяная мысль, вскружившая голову. Как слово «да», стремительно, точно фейерверк, распустившее в твоей душе бескрайнее море цветов.

Особенно для меня дороги три «да», которые сказала мне Жизнь. Они похожи на три апрельских неба: полнозвёздное ночью, безоблачно синее днём и туманное, таинственное, следующим утром…

Первое – моя жена, Ангелина. Или просто Лина. Родная и уютная – словно тихая ночь у домашнего очага. Все мои звёзды – это её звезды. Без неё не было бы ничего, потому что никакое семя не выживет, если не упадёт в добрую землю. Она стала для меня этой доброй землёй.