Зубы дракона - Майкл Крайтон

Коп протянул перо.

Незадолго до рассвета обсуждение перешло от Копа к Жабе. Позвали какого-то нового вождя, очень бледного и худого человека с диким взглядом. Его звали Белый Олень. Белый Олень посмотрел на Жабу, что-то пробормотал и ушел. Тут индейцы объявили, что они хотят, чтобы Жаба остался в лагере, а остальные уехали.

Коп отказался.

– Да все в порядке, – сказал Жаба. – Я буду служить своего рода заложником.

– Они могут вас убить.

– Но если они меня убьют, – заметил Жаба, – они почти наверняка вскоре после этого убьют и всех вас.

В конце концов Жаба остался, а остальные уехали.

Когда занялся рассвет, они посмотрели из своего лагеря вниз, на стоянку индейцев. Храбрые начали вопить и ездить кругами; в деревне развели большой костер.

– Бедняга Жаба, – сказал Исаак. – Они наверняка будут его пытать.

Коп наблюдал за происходящим сквозь очки, но все застилал дым. Теперь зазвучало монотонное пение; оно продолжалось до десяти утра, а потом внезапно оборвалось.

Несколько храбрых поехали вверх, к лагерю, взяв с собой Жабу на запасной лошади, и наткнулись на Копа, который мыл свои вставные зубы в жестяной миске. Индейцы были зачарованы и, не успел Жаба спешиться, настояли на том, чтобы Коп вставил в рот зубы, так похожие на настоящие, а потом снова вытащил их.

Коп проделал это несколько раз, показывая контраст ослепительной улыбки с разинутой беззубой дырой, и индейцы, как следует повеселившись, уехали.

Жаба ошеломленно смотрел им вслед.

– Тот вождь, Белый Олень, сотворил с моей рукой чудо – он вылечил ее, – сказал он.

– Было больно?

– Нет, они просто помахали над ней перьями и попели. Но мне пришлось съесть ужасную гадость.

– Какую гадость?

– Не знаю, но она была ужасной. А теперь я очень устал.

Он свернулся под фургоном и проспал двенадцать часов.

На следующее утро руке Жабы стало гораздо лучше. Через три дня он был здоров.

Каждое утро индейцы приезжали посмотреть на Копа и понаблюдать, как Смешной Зуб моет свои зубы. Индейцы часто крутились в лагере, но ни разу ничего не взяли. И они очень интересовались тем, чем занимаются белые: поисками костей.

Когда первоначальные проблемы разрешились, Копу стало невтерпеж приступить к работе.

В рассветном холодке студенты увидели, что он вглядывается в утесы неподалеку от лагеря – их впервые коснулись солнечные лучи наступающего дня. Внезапно Коп вскочил и сказал:

– Пошли, пошли! Быстрей, это самое лучшее время для поисков.

– Поисков чего? – спросили удивленные студенты.

– Скоро узнаете.

Он подвел их к склону ближайшего утеса и показал на него.

– Видите что-нибудь?

Студенты посмотрели на утес. Они видели освещенную слабым утренним светом голую, изъеденную эрозией скалу, в основном розового цвета, с темно-серыми полосками. Вот и все.

– Никаких костей? – спросил Коп.

Ободренные этим намеком, они пристально вгляделись, щурясь на свету.

– Как насчет вон того места, наверху? – показал Жаба.

Коп покачал головой:

– Просто вмурованные в склон валуны.

– А вон там, рядом с выходящим на поверхность пластом? – показал Мортон.

Коп снова покачал головой:

– Слишком высоко. Не смотрите вверх.

– Там? – попытал удачи Джонсон.

Коп улыбнулся:

– Высохшая полынь. Что ж, вы, похоже, можете увидеть все, кроме костей. А теперь смотрите на середину утеса, потому что при такой высоте зона мелового периода будет находиться рядом с его серединой… У утеса пониже она может быть ближе к вершине. Но у этого она будет посередине – как раз под той розовой полосой. Теперь проведите взглядом вдоль полосы, пока не увидите некое неровное место. Теперь видите? Вон тот овальный участок? Это и есть кости.

Они посмотрели – и на сей раз увидели: кости, освещенные солнечным светом, сильно отличались от скалы, их закругленные края были не такими яркими, как зазубренный камень, и другого оттенка.

Как только студентам на них показали, все стало легко: они увидели еще одно место… И еще одно – вон там… И там… И еще там.

«Мы поняли, – записал Джонсон, – что вся поверхность утеса буквально до отказа набита костями, которые раньше были для нас невидимы, но теперь стали видны так же ясно, как нос на вашем лице. Но, как говорит профессор Коп, мы должны научиться находить и нос на лице. Он любит говорить: “Нет ничего очевидного!”»

Они открывали динозавров.

В 1876 году наука еще совсем недавно признала динозавров; на рубеже веков люди вообще не подозревали о существовании этих гигантских рептилий, несмотря на наличие свидетельств. В июле 1806 года Уильям Кларк из экспедиции Льюиса и Кларка[33] исследовал южный берег реки Йеллоустоун, в тех местах, которые позже стали территорией Монтана, и нашел окаменелость, «вцементированную [sic][34] в поверхность скалы». Он описал ее как кость трех дюймов в окружности и трех футов в длину и решил, что это ребро рыбы, хотя это, вероятно, была кость динозавра.

Другие кости динозавра нашли в Коннектикуте в 1818 году; их посчитали останками человеческих существ. Отпечатки лап динозавров, открытые в том же регионе, описали как следы «ворона Ноя». Истинное значение этих окаменелостей впервые поняли в Англии. В 1824 году эксцентричный английский священник Баклэнд описал «Megalosaurus, или громадного окаменелого ящера Стоунсфилда». Баклэнд вообразил, что окаменелое существо должно быть больше сорока футов длиной «и с массой, равной массе слона семи футов ростом». Но этого замечательного ящера сочли просто отдельным экземпляром.

На следующий год Гидеон Мантелл, английский врач, описал «только что открытую окаменелую рептилию Iguanodon». Описание Мантелла основывалось большей частью на нескольких зубах, найденных в английском карьере. Сначала зубы были посланы барону Кювье[35], величайшему анатому своего времени; тот объявил, что это резцы носорога. Неудовлетворенный Мантелл остался при убеждении, что «открыл зубы неизвестной травоядной рептилии» и в конце концов доказал, что зубы больше всего напоминают зубы игуаны, американской ящерицы.