Зубы дракона - Майкл Крайтон

– Воды нам здесь хватит, – предсказал Штернберг. – С водой проблем не будет. Проблемы будут с пылью.

В воздухе и вправду чувствовалось жжение, но остальных оно не беспокоило так сильно. Их непосредственной задачей было отыскать место для лагеря рядом с подходящими для раскопок местами.

Передвигаться с фургоном по земле, не видя на ней следов других фургонов, оказалось трудным и порой опасным делом. Еще отряд нервничал из-за индейцев, потому что замечал вокруг множество следов их присутствия: отпечатки копыт, брошенные костры, время от времени – скелеты антилоп. Некоторые костры выглядели свежими, но Штернберг изображал полное равнодушие. Даже сиу были недостаточно сумасшедшими, чтобы надолго оставаться в пустошах.

– Только сумасшедший белый человек проводит тут все лето, – засмеялся он. – И только сумасшедший богатый белый человек проводит здесь каникулы!

Он хлопнул Джонсона по спине.

Два дня они толкали фургон вверх по холмам и подпирали его, спускаясь вниз с холмов, до тех пор, пока Коп не объявил, что они в подходящих для раскопок краях и смогут разбить лагерь в ближайшем хорошем месте, какое найдут. Штернберг предложил вершину ближайшего холма, и они в последний раз втолкнули фургон наверх, кашляя от поднятой колесами пыли.

Жаба, не в силах помогать другим из-за распухшей руки, спросил:

– Чуете костер?

Но никто не чуял.

Когда они поднялись на вершину холма, перед ними открылся вид на равнины и на извилистый ручей, вдоль которого росли тополя. И, насколько хватало глаз, виднелись белые типи, а из каждого поднималась струйка дыма.

– Бог ты мой, – сказал Штернберг.

Он быстро прикинул, сколько их там.

– Сколько, по-вашему? – спросил Исаак.

– Думаю, больше тысячи типи. Бог ты мой, – снова сказал Штернберг.

– Уверен – мы покойники, – заявил Исаак.

– А то, – сказал Каравай Хилл и сплюнул.

Штернберг так не думал. Вопрос заключался в том, какое из индейских племен здесь расположилось. Если сиу, Исаак прав – они все равно что покойники. Но считалось, что сиу все еще должны быть дальше к югу.

– Какая разница, где им полагается быть? – спросил Каравай. – Они здесь, и мы тоже здесь. Это все Маленький Проныра, он привел нас сюда…

– Довольно. Давайте приступим к нашим делам, – сказал Коп. – Разобьем лагерь и будем вести себя естественно.

– Только после вас, профессор, – сказал Каравай.

Было трудно вести себя естественно, когда внизу на равнине раскинулась тысяча типи, а при них – лошади, костры, люди. Конечно, группу Копа уже заметили; некоторые индейцы показывали на них и жестикулировали.

К тому времени как люди разгрузили фургон с кухонной утварью и начали разводить на ночь костер, группа всадников с плеском промчалась через ручей и поскакала вверх, к лагерю.

– Они едут сюда, ребятки, – пробормотал Каравай.

Джонсон насчитал двенадцать всадников. Его сердце сильно колотилось, когда он слушал, как приближаются лошади. Индейцы были великолепными наездниками, они скакали быстро и непринужденно; за ними клубилось облако пыли. Приближаясь, они дико вопили и кричали.

«То были мои первые индейцы, – позже вспоминал Джонсон. – И мной в равной мере одолевали любопытство и ужас. Признаю, вид клубящегося облака пыли и дикие вопли усилили последнее чувство, и в тысячный раз за это путешествие я пожалел о своем необдуманном пари».

Теперь индейцы были близко и скакали вокруг фургона, вдохновенно вопя. Они знали, что белые люди боятся, и наслаждались этим. В конце концов они приблизились, и их вожак отрывисто повторил несколько раз:

– Хау, хау.

Джонсон шепотом спросил Штернберга:

– Что он сказал?

– Он сказал: «Хау».

– Что это значит?

– Это значит «согласен», «все в порядке», «я настроен мирно».

Теперь Джонсон ясно видел индейцев. Как и многие другие, впервые наблюдавшие индейцев равнин, он удивился тому, насколько они красивы: «Высокие, мускулистые; лица с приятными правильными чертами. Они держались с естественным достоинством и гордостью, их тела и одежда из оленьих шкур были на удивление чистыми».

Индейцы не улыбались, но выглядели довольно дружелюбными.

Все по очереди они сказали:

– Хау! – и оглядели лагерь.

Наступило неловкое молчание. Исаак, немного знающий индейский язык, рискнул произнести несколько слов приветствия.

Лица индейцев немедленно помрачнели. Они круто завернули лошадей и поскакали прочь, исчезнув в едком облаке пыли.

– Что ты сказал, проклятый идиот? – спросил Штернберг.

– Я сказал: «Приветствую вас и желаю вам успеха и счастья в вашем путешествии по жизни».

– И на каком языке ты это сказал?

– На языке манданов.

– Проклятый идиот, манданы из группы сиу. А это – кроу!

Даже Джонсон провел на равнинах достаточно долго, чтобы знать о традиционной вражде между племенами сиу и кроу. Ненависть между ними была глубокой и непримиримой, особенно с тех пор, как в последние годы кроу стали союзниками солдат в сражениях против сиу.

– Ну, я знаю только язык манданов, – запротестовал Исаак. – Поэтому на нем я и говорил.

– Ты – проклятый идиот, – повторил Штернберг. – Если раньше у нас не было проблем, то теперь они есть.

– Я думал, кроу никогда не убивают белых людей, – сказал Мортон, облизывая губы.

– Так говорят кроу, – ответил Штернберг, – но у них есть склонность к преувеличениям. О да, парни, у нас проблема!

– Что ж, спустимся туда и все исправим, – со своей обычной прямолинейностью сказал Коп.

– После нашего последнего ужина? – спросил Каравай.

– Нет, – сказал Коп. – Сейчас.

Коренные народы охотились на западных равнинах Америки больше десяти тысяч лет. Они видели, как отступают ледники и земля становится теплой; они наблюдали за исчезновением огромных мастодонтов, бегемотов и внушающего ужас саблезубого тигра (и, может быть, ускорили это исчезновение). Они охотились, когда земля была покрыта густыми лесами, и охотились теперь, когда она стала морем травы. В течение всех этих тысяч лет, во время всех изменений климата и видов добычи индейцы продолжали вести жизнь кочевых охотников на обширных просторах земли.

Равнинные индейцы девятнадцатого века были своеобразными, впечатляющими, загадочными, воинственными людьми. Они пленяли воображение всех, кто их видел, и во многих отношениях символизировали в умах публики всех американских индейцев. Прогрессивные мыслители очень восхищались древностью их ритуалов, уникальной организацией их образа жизни.