Попутный ветер - Екатерина Горбунова

Олаф подтянулся ещё немного. Нащупал ногами новую опору. Зацепился левой рукой за удобную выпуклость, и, вытянув правую — едва не свалился вниз — пальцы ожгло — резко и неожиданно. Юноша как-то забыл в пылу азарта, что жив-лист не рвут голыми руками, обматывают их предварительно тряпьем или надевают перчатки. Хорошо, что удержался.

Олаф прильнул к скале, как к матери, слушая молот своего сердца, заговаривая собственный страх. А потом повторил попытку, пока пальцы не распухли и не потеряли чувствительность. Спустил рукав на ладонь, дотянулся до стебля, менее колючего, чем листья, и потянул на себя, морщась от боли. Жив-лист цеплялся за свою расщелину и не хотел сдаваться. Но юноша настроился на победу. Скоро растение свисало в его руке плетью.

Теперь предстоял спуск. Олаф посмотрел вниз. Летта заворожённо следила за его усилиями. Юноша легкомысленно махнул добытым растением, точно флагом, и едва не потерял опору. Одна нога предательски сорвалась. Потом заскользил носок другой. Юноша повис, вовремя зацепившись обеими руками. Держаться оказалось неудобно. А выбросить жив-лист — значит потом искать его среди валежника и сухостоя. Олаф нащупал ступнями узкий горизонтальный карниз. Передохнул чуть-чуть, перекинул лозу через плечо, а потом продолжил спускаться.

Оказавшись на земле, юноша положил жив-лист на плоский камень. Найдя подходящий булыжник, принялся растирать растение в волокнистую кашицу. Правая рука покрылась волдырями, поэтому работал левой. Летта предложила помощь, но он только покачал головой и, стиснув зубы, предпочел самостоятельно терзать лозу до тех пор, пока кашица не стала однородной и маслянисто поблескивающей.

— Если будет щипать — терпите, — юноша щедро смазал раны на ногах девушки, поражаясь про себя, как его спутница могла идти с такими мозолями, и невольно вспоминая другие ноги, которым жив-лист помочь не смог. Маленькие, детские, гладкие, ещё недавно бежавшие по траве босыми розовыми пятками. А потом израненные до кости.

— Вы случайно не подрабатывали лекарем? — невероятно смущаясь, спросила Летта.

— Скорее, довелось пару месяцев быть учеником знахаря, — отшутился Олаф. — Он применял жив-лист во всех возможных случаях: в виде настойки, такой вот мази, чая, и даже умудрялся добавлять его в суп.

— И как?

— Совершенная гадость, пробовать не советую, — юноша обернул ступни Летты мягкими обрезками штанов, найденными в свёртке с вещами, потом собственноручно натянул ей чистые чулки и аккуратно одел башмаки. — Чай обладал галлюциногенным действием, а суп — рвотным эффектом.

Девушка поморщилась. Олаф потянул носом её запах. Ничего особенного в нём не было, разве что толика облегчения: жив-лист снимал боль и затягивал раны. Надо бы дать ногам покой хотя бы до завтрашнего утра, но Летта вряд ли на это согласится. Оставалось только верить, что её решимость не напрасна. Юноша наскоро перевязал свою руку, и молодые люди продолжили путь.

К полудню они стояли уже на подступах к Облачному пути. Веревочный мост, шириной едва ли в две ладони крупного мужчины, а длиной, наверное, превышающий все существующие в мире мосты, соединял скалистые вершины и тонул в низких облаках, слегка покачиваясь под порывами нескончаемого ветра. Что-то нереальное было в этом мерном и спокойном покачивании. Казалось, что верёвки давно должны были перетереться в лохмотья, проложенные внизу доски — прогнить, а амплитуда — вырасти во много раз. Но мост не выживал, а жил, поддерживаемый неведомыми силами. Его натяжение всегда оставалось одинаковым, он не провисал, как пустая старушечья грудь, узлы на верёвках, наверное, целое тысячелетие оставались прочными. Мост низко поскрипывал, словно вёл сам с собой невнятную беседу. Как древний, забытый людьми бог.

Над ним не пролетали птицы. И ни один зверь не приближался ближе, чем на три прыжка — именно на таком расстоянии заканчивались следы на песчаной тропе. Казалось, всё живое отторгает его, как нечто, противоречащее циклу жизни и смерти. От моста тянуло вечностью, незыблемостью и неизменностью. Словно само время останавливало вблизи него свой бег.

Кто обслуживал мост? Ни одно королевство Империи не присылало сюда кураторов, чтобы оценить степень износа верёвок и досок. Только перерисовывало с карты на карту, забыв имя создателя, но неизменным оставляя имя моста — Облачный Путь. Какое порождение Жизнеродящей или Мракнесущего сохраняло его в человеческой памяти; не давало построить обходного пути; берегло от разрухи и тлена?

Молодые люди остановились там, где заканчивались звериные следы. Величие моста невольно заставило задуматься о бренности человеческой жизни, о богах, о предназначении каждого в мире.

— Это Облачный Путь? — спросила Летта.

— Да.

— Я представляла его по-другому.

— Как? — Олаф не мог понять, как можно представить то, о чем слагаются легенды.

— Просто не таким, — не стала объяснять девушка, в её запахе не чувствовалось паники, только любопытство.

Казалось, в своём воображении она уже не раз преодолевала этот мост, покачивалась на нем, ощущала ладонями тёплую шероховатость верёвок, а под ногами — обманчивую зыбкость над пропастью.

Понимая, что с палкой в руках идти будет невозможно, путешественница подошла к самому краю и выбросила деревяшку вниз. Та мигом стала игрушкой ветра и силы притяжения. И быстро скрылась в густом молочном тумане. Но её мерный стук о голые скалы ещё долго доносило эхо — словно сбитое страхом сердцебиение. Тук-так-так. Тук-так-так-тук. И ещё долго-долго-долго.

Проводник сглотнул внезапно загустевшую слюну. Мешал сумбур мыслей. Хотелось лечь поперёк тропы и никуда не пускать Летту. Или, напротив, позволить делать, что захочет, но одной. Или рассказать всю правду про этот мост, чтобы не строила иллюзий. Юноша знал, что не сделает ни того, ни другого, ни третьего. Останавливать девушку бесполезно. Бросить её он не сможет. А если открыть все секреты про Облачный Путь — помешает перейти страх, так терзающий его сейчас. Лучше неведение, чем зоркая жертвенность.

Олаф подошёл к Летте. Посмотрел прямо в глаза.

— Вам придётся идти первой, чтобы не подстраиваться под меня. Помните, я рядом, но взглядом не ищите. Вы задаёте ритм, я поддерживаю. Идти придётся или боком, как над колодцем в пещере, но стены сзади не будет. Или подобно канатоходцу, скользящими шагами. Крепко держитесь за верёвку обеими руками, не отпускайте, не оглядывайтесь, не останавливайтесь и не смотрите вниз, — проинструктировал медленно и тихо. — Но помните, иногда мы боимся того, чего не существует, — не смог не добавить. — Это только видимость.

— Я боюсь лишь грядущей судьбы, — пробормотала девушка и отважно ступила на зыбкий путь.

Он смотрел, как она делает шаг, второй, третий, почти не хромая, не сбиваясь и не мельтеша. Чтобы подстроиться под колебания моста, второй путник должен начать движение не раньше, чем первый минует четыре звена.

— Всё, что вы услышите, лишь игра воображения! — крикнул запоздало юноша, не уверенный, что его предупреждение достигнет цели, поскольку все звуки потонули в усилившемся суровом вое.