Танцующие медведи. Опыт обретения свободы - Витольд Шабловский

– Тяжелая. Тростник рубят мачете. Каждый день я по десять часов кряду машу мачете, есть только короткий перерыв на самую жару.

– Сколько зарабатываешь?

– Десять долларов. В месяц.

– Хватает?

– Жена тоже работает. А я подрабатываю каменщиком. Когда не собираем урожай, могу заработать в два, а то и в три раза больше. Тридцать долларов – уже немало, а? Здесь всем приходится подрабатывать. Мой брат продает сыр на автостраде. Шурин продает на сторону бензин из служебной машины. Тетка разводит цыплят и возит на рынок в Ольгин. Жена помогает людям писать письма в органы власти и чиновникам, а тесть стрижет.

– Ты бы хотел что-нибудь поменять в своей жизни?

– Жену бы поменял, потому что надоела уже. И работу. Я бы хотел больше работать на стройке и меньше на плантации. Но жаловаться не буду. Нормальная у меня жизнь. И на плантацию я не жалуюсь. Я там и с женой, и с любовницей познакомился. Сначала с женой. Она у нас бухгалтер. А недавно познакомился с Хоанной, мачетера из женской бригады. Мы вместе готовили стенгазету к восьмидесятилетию Фиделя. Вместе ездили в Ольгин за товарищем из Гаваны, который читал лекцию о значении производства сахарного тростника для дела революции. Сегодня у нас первое свидание в Ольгине.

– А что думаешь о здоровье Фиделя?

– Чтоб он сто пятьдесят лет жил! – с энтузиазмом восклицает Хосе. Но сразу же задумывается.

– Что с тобой? – спрашиваю я.

– Да так, ничего… Знаешь, бывает тяжело вырваться из дома в город. И я как раз подумал, – на лице Хосе появляется лукавая улыбка, – что, когда Фидель умрет, наверняка придется снова делать какую-нибудь стенгазету.

Богиня сальсы: Мои ногти для Фиделя

Браслеты, бусы, раковины и платки; искусственные локоны вперемешку с натуральными; массивные кольца и длиннющие ногти. Анна, великолепная танцовщица и преподавательница сальсы, самая яркая личность, какую я видел в жизни, застывает, выпрямив ноги и отведя руку чуть в сторону. Рядом с ней муж и партнер Освальдо.

Двумя часами раньше оба стояли на обочине дороги и ругались. Они возвращались из Варадеро, где танцевали в одном из отелей. За то, что мы их подвезли, они пригласили нас на мохито и показ сальсы.

Трещит похожий на таксу магнитофон, комнату наполняют первые звуки. Начинают барабаны, затем вступают трубы, и через мгновение Ибраим Феррер из Buena Vista Social Club (наши хозяева якобы знали его лично) поет о любви, трудной, но стоящей жертв. Освальдо делает шаг вперед, Анна отступает и отрицательно качает головой. Оробев, он делает шаг назад. Тогда вперед шагает она. И так по кругу, несколько раз, чтобы показать борьбу влюбленных. Музыка ускоряется, как и танцоры. Под конец они сжимают друг друга в объятиях, финал и аплодисменты. Аплодируют гости: сын с девушкой, дочь с детьми и несколько туристов.

Это был показ для потенциальных клиентов Anna Salsa School. Урок стоит десять песо за час. Все происходит в маленькой комнате: днем она служит академией сальсы, а ночью превращается в квартиру. Чайник, телефон, старый холодильник. На стенах и шкафчиках традиционные кубинские куклы, одетые как девушки на карнавале.

– Музыка у меня в крови, – говорит Анна. – Мой дед до войны был известным джазменом и шоуменом. Гвоздем его программы была игра на барабанах. Он исколесил с этим номером все Соединенные Штаты и Европу.

– А родители?

– Бабушка родила восьмерых детей. Мама – уже только меня. Она мечтала о карьере певицы. Прекрасная студия звукозаписи Fania All Stars подписала с ней контракт на десять пластинок вперед. Чтобы она не ушла к конкурентам. Мы жили в красивом доме в пригороде. Мать развелась с отцом, она была очень независимая. Жила полной жизнью. А я… Чем старше я становилась, тем сложнее мне было мириться с действительностью.

– То есть?

– С неравенством. С тем, что у одних есть миллиарды, а у других нет ничего. С тем, что я после уроков могу пойти и съесть мороженое, а тысячи детей не ходят в школу. И вот наступила революция. Мать впала в отчаяние. Ее жизнь закончилась. Рауты, балы с богатыми предпринимателями – всему конец. Я же наоборот. Даже когда Фидель забрал наш дом и всю мебель, я считала, что он все делает правильно.

– Ты правда так думаешь?

– Конечно. Мы единственная страна, где люди действительно равны.

– Но бедны.

– Бедность есть везде. Равенство только у нас. Революция – моя главная любовь, сразу после сальсы. Для Фиделя я танцую, для него вставляю в волосы красивые цветы и крашу ногти. Взгляни, самый длинный – в цветах нашего флага.

– Ты была за границей?

– Только когда мне стукнуло шестьдесят, меня взяли танцовщицей в рекламное турне группы Buena Vista Social Club. Это было незабываемо. Путешествие на самолете, изысканные отели, встречи с музыкантами. Мы танцевали в Лондоне, Вене, Цюрихе. Парни из Buena Vista – наши друзья. Они устроили эту поездку. Ибраим Феррер часами просиживал в нашей квартире. Поссорившись с женой, он приходил к нам с бутылкой рома, выпивал ее сам и оставался на ночь. Увы, потом он заработал много денег, купил большой дом под Гаваной и делал вид, что нас не знает. Он недавно умер.

– Деньги меняют людей, – добавляет Освальдо. – Мы зарабатываем в самый раз, на жизнь хватает. Много отдаем государству – одна только лицензия стоит несколько сотен песо. У нас нет денег, чтобы купить квартиру побольше. В этой комнатке двенадцать метров. Еще недавно мы тут жили впятером. К счастью, дети съехали. Хорошо, что хоть им денег давать не нужно.

– Я родила шестерых детей. Мне их этот жеребец сделал. – Анна смеется и показывает на мужа. – Через две недели после каждых родов я снова начинала танцевать. Танец – моя жизнь. Танец и революция.

Бизнесмен из Германии: Я продам им все

У дороги возле Сьего-де-Авила, колониальной жемчужины, заставленной каретами, стоит раскоряченный грузовик, тоже с красными – как и наш “пежо” – номерами. Михаэль, немец, под шестьдесят, возится с проколотой шиной. Фирма по прокату автомобилей не дала ему запасное колесо. Мы приглашаем его в нашу машину и помогаем найти вулканизатор.

Михаэль изображает из себя не того, кто он на самом деле есть. По официальной версии, он приехал туристом на курорт. По неофициальной – он бизнесмен и ищет контакты.

– Куба – это белое пятно, – объясняет он. – Аналитики говорят, что после смерти Кастро может произойти смена курса на социализм с элементами свободного рынка. Капитализм на четверть. Якобы на Рауля значительное влияние оказывают более молодые министры и военные. Они не сражались в революции, и ее пафос им чужд. Они хотят зарабатывать большие деньги и красиво жить.

– И что из этого следует?

– Если Куба откроется миру, можно будет продать им все. Здесь не хватает одежды, машин, мебели, продуктов питания. Продашь все что угодно. Трусы? Продашь. Консервы? Продашь. Стулья? Продашь. Плюшевые мишки? Тоже продашь. Они на полвека отстают от остального мира! Вот это будет бизнес!