Тысяча поцелуев - Сьюзен Мейер

Ее мозг требовал притвориться, что она не понимает, о чем речь, и отстраниться, но Шеннон не пошевелилась. Влечение, которое она испытывала, превратилось в страсть.

Рори будет принадлежать ей, если она скажет всего пару слов. Или кивнет. Или хотя бы улыбнется.

— Я знаю, что тебя влечет ко мне, — улыбнулся Рори, глядя в ее испуганные глаза. — Я не так давно вышел из игры, чтобы не замечать этого. — Он притянул ее еще ближе. — И ты мне тоже очень нравишься.

Он наклонил голову, прошло несколько мгновений, а может, целая вечность, и их губы наконец встретились. Очарованная его бездонными глазами и нежными словами, Шеннон замерла, не в силах пошевелиться. Прикосновение его губ развеяло ее сомнения, и она позволила себе отдаться запретному наслаждению. Ее губы приоткрылись, принимая его язык. Желание волнами прокатывалось по ее телу, оставляя за собой томительную дрожь.

Она жаждала его прикосновений, поцелуев, ласк... Но не только этого. Ей нужна была его любовь, обещание верности. Ей нужна была семья.

Но Рори не сможет создать с ней семью. И ей не следовало давать ему ложную надежду.

Поэтому она отстранилась от него и сделала шаг назад, несмотря на то что это отозвалось непереносимой болью в ее бедном сердце.

— Почему ты борешься со своими чувствами? — мягко спросил он.

Шеннон прислонилась к стене, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Возбуждение, до сих пор бурлившее в ее теле, только усугубляло охватившее ее отчаяние.

— Если ты беспокоишься из-за того, что мы живем в разных городах, или из-за того, что тебе придется переехать, когда я куплю торговый центр, успокойся. Ты можешь остаться здесь и работать на меня. Конечно, я должен оставаться в Вирджинии, ведь там главный офис моей компании, но это всего в четырех часах езды отсюда. На одной неделе ты можешь приезжать ко мне, а на другой — я к тебе.

Слезы заструились из ее глаз ручьем. О господи! Она не просто нравится ему, он уже планирует их совместное будущее! Настоящее будущее с детьми, пушистой собакой и домом за белым забором, с любовью, пока смерть не разлучит их.

Шеннон продолжала молчать, поэтому он подошел к ней и положил руки ей на плечи. Слезы катились по ее щекам, губы так дрожали, что она не могла вымолвить ни слова.

— Милая, почему ты плачешь? — Он осторожно стер слезу с ее щеки. — Я понимаю, что ты боишься нового разочарования, но я не похож на твоего бывшего мужа. Я никогда бы не сделал тебе больно, ведь ты мне очень нравишься. Больше, чем я мог себе представить...

Шеннон смотрела на Рори и старалась запомнить каждую черточку его лица: большие темные глаза, точеные скулы, чувственный рот, созданный для поцелуев. Она знала, что больше никогда не найдет в себе храбрость так сблизиться с мужчиной, поэтому хотела запомнить взгляд человека, который искренне хочет быть с ней.

Но он нравился ей слишком сильно, чтобы и дальше скрывать от него правду.

Шеннон сделала шаг в сторону, освобождаясь от его объятий, и, сделав глубокий вдох, произнесла:

— Я не могу иметь детей.

— Что?

Она посмотрела ему в глаза: раз уже предстоит столкновение с реальностью, лучше смотреть ей в лицо.

— Мой бывший муж бросил меня в день, когда мне должны были сделать гистерэктомию. У меня была злокачественная опухоль шейки матки, так что другого выбора не было.

— Мне очень жаль, — прошептал Рори.

— А ты любишь детей, — продолжала она, чувствуя, как слезы снова начинают катиться по ее щекам. — В тот день, когда мы пошли кататься на лыжах, ты рассказывал о том, как счастлив, что у тебя есть Финли, и о том... — Ее голос прервался, но она нашла в себе силы продолжить: — Ты сказал, что если когда-нибудь влюбишься, то захочешь завести еще детей.

— Это были просто слова...

Он протянул к ней руки, но Шеннон уклонилась:

— Это была правда. — Она не хотела, чтобы сегодня он сказал то, о чем завтра пожалеет. — Ты любишь детей. Ты мог даже не говорить мне этого, достаточно посмотреть, как ты заботишься о Финли. Ты четко дал мне понять, что хочешь еще детей... А значит, мы должны прекратить то, что происходит между нами. Если мы остановимся прямо сейчас, нам не будет больно, ведь мы едва знаем друг друга.

Рори осторожно стер слезу с ее щеки:

— Шеннон... — Ее имя прозвучало как вопрос, на который у нее не было ответа.

— Не нужно, правда. Все в порядке. Я справлюсь.

— Тогда почему ты плачешь?

О, на это у нее был миллион причин. Она бы хотела рассказать ему о них, она хотела кричать о том, как несправедливо обошлась с ней судьба, которая украла у нее возможность иметь детей. О том, как муж бросил ее в момент, когда она сильнее всего в нем нуждалась, и ей пришлось в одиночку пережить самое страшное событие, которое может произойти в жизни женщины.

Она плакала, потому что устала. Потому что была бесконечно одинока и боялась надеяться на то, что это когда-нибудь изменится. А один взгляд на Рори вселял в ее сердце ложную надежду.

Рори с трудом вздохнул. Боль Шеннон сейчас казалась осязаемым облаком, окутавшим их, сделав воздух вязким, горьким, непригодным для дыхания.

Он хотел сказать Шеннон, что не собирается никуда уходить. Что ему все равно, может ли она иметь детей. Она слишком нравилась ему, чтобы отказываться от нее из-за этого.

Но в этот момент на кухню вбежала Финли.

— Куда вы все делись? — обиженно спросила она.

Шеннон резко отвернулась к плите, чтобы малышка не заметила ее слез. Рори смотрел на нее с болью в сердце. Он хотел бы обнять ее, прижать к себе, пообещать, что все будет хорошо, но Финли бы не поняла этого и стала задавать вопросы.

Рори подхватил дочь на руки и направился к двери:

— Давай-ка поедем домой, малышка. Нам уже пора.

— Но Шеннон еще не дала мне какао.

— Обещаю, что мы остановимся у какого-нибудь кафе и купим тебе какао.

— И булочку.

— Договорились.

Когда Рори нес дочь к двери, его охватили странные чувства. Он вспомнил то время, когда впервые взял Финли на руки, как укачивал ее в два часа ночи и кормил из бутылочки, как учил ходить... Каждое драгоценное воспоминание будило в нем безграничную, глубокую любовь к своей малышке.

Шеннон никогда не сможет испытать ничего подобного.

Но если он останется с ней, он тем самым откажется от надежды, что это чудо когда-нибудь произойдет в его жизни еще раз.

У него никогда не будет сына. Его родного сына, маленькой копии его самого, улучшенной генами красавицы матери. Он никогда не будет учить его играть в бейсбол и не сможет с гордостью представить друзьям по гольф-клубу.

Когда Рори представлял, что он лишится всего этого, ему казалось, что в его груди дыра, не дающая ему вздохнуть.