Сестра - Луиза Дженсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всего три бутылки. Мне пришлось купить красного, белого и розового и еще апельсиновый сок, на тот случай, если она не захочет вина, и еще воды с газом, на тот случай, если она не захочет фруктового сока. Еще купила настоящего кофе, травяных чаев и мятных конфет в шоколаде, хотя уверена, что она к ним не притронется. Я говорила тебе, какая она стройная?
– Несколько раз.
Я опускаюсь на колени перед крохотным холодильником, и Лин передает мне пакет с зеленым салатом. Приходится проткнуть пластик, чтобы втиснуть его в холодильник.
– Руккола. Просто шикарно. Послушай, Грейс, я знаю, как много это для тебя значит, но ей-богу, если она похожа на Чарли, то ей не нужна эта суета. Пакета чипсов и банки пива будет достаточно.
Я усаживаюсь на пятки и вынимаю коробку серебряных свечей.
– Дэн говорит, я веду себя так, будто жду на чай королеву.
– Это естественно, что ты хочешь ей понравиться, что тебе важна эта связь с Чарли, но мы все любим тебя такой, какая ты есть. Дай Анне шанс тебя узнать, и она тоже тебя полюбит. – Лин вынимает из пакета четыре мелкие стеклянные миски. – Для какого лакомства предназначено это?
– Для ополаскивания пальцев. У нас будет чесночный хлеб. – Я беру в руки одинокий лимон. – Это чересчур?
– Да еще как. Нарежем лимон в джин и немного расслабимся?
– Может, подождем до ланча или прямо сейчас расслабимся, вместе с детьми?
– Держу пари, некоторые мамаши обрадовались бы джину-тонику. Хотя, может, не в такую рань. – Лин смотрит на часы. – Пора открываться. Ты закончи это убирать, а я пойду отопру двери.
Я ставлю бутылку бальзамического уксуса в дверцу холодильника и жалею, что не купила вместо него банку майонеза «Хеллман».
Я рисую на лице морду тигра и, к восторгу детей, провожу день, подкрадываясь и набрасываясь. К тому времени когда забирают последнего ребенка, я совершенно вымотана. Засовываю игрушки в ярко раскрашенные ящики, стоящие у стены, а Лин тем временем приносит в комнату мои покупки, аккуратно разложенные по пакетам.
– Эй ты, полосатая. Я закончу. А ты иди домой и гладь салфетки.
– Дворецкий их уже погладил. – Я натягиваю пальто и выуживаю из кармана ключи от машины. – Спасибо, Лин. Я очень тебе благодарна.
– Надеюсь, все пройдет хорошо. Если нет, у тебя здесь достаточно вина, чтобы залить горе.
– И огромный батончик молочного шоколада на аварийный случай. Увидимся завтра. – Я торопливо шагаю к машине, и ручки пакетов оставляют новые борозды на моих ладонях.
Все готово. Только что зажженные свечи сначала шипят и мигают и только потом загораются высоким и сильным пламенем. Окно гостиной обрамляют мерцающие цветные фонарики.
– Можешь открыть вино? – прошу я Дэна.
Извлекаемая пробка издает писк и хлопок.
Поет дверной звонок, я бегу к двери и открываю ее с лучезарной улыбкой. За дверью никого нет. Я делаю шаг вперед.
– Анна?
В переулке темно. Тихо. Я вздрагиваю и закрываю дверь.
Наполняю водой стакан и проглатываю половину таблетки. Это потому, что я нервничаю. Любой бы нервничал. Запах чеснока и базилика возбуждает в желудке глухое ворчание: обычно к этому времени мы уже заканчивали есть. Я пролистываю записи в моем айподе, пока не останавливаюсь на композиции Эйнауди «Острова». Напевая под звуки фортепьяно, навожу глянец на и так уже сверкающие столовые приборы. Раздается стук в дверь, и я открываю ее, как была – с ножом и тряпкой в руке.
– Ничего себе! У вас что, криминальный район?
– Я тут просто…
– Да я тоже просто шучу.
Анна делает шаг в холл, сует мне в руки коробку бразильских орехов в шоколаде и смахивает с пальто снег.
– Чем-то вкусно пахнет.
– Спагетти по-болонски. Подойдет?
– Одно из моих любимых блюд.
– Боюсь, я немного переборщила с чесноком.
– Это ничего. Можешь не беспокоиться, я не вампир.
– Я поняла это по тому, что ты вошла без приглашения, вампир бы не смог, – хихикаю я. Наша дружба уже идет как по маслу. Ощущается естественной. – Ты никого не встретила в переулке?
«Паранойя», – сказала бы моя бабушка.
– Нет. Впрочем, была какая-то машина.
Я застываю.
– Что за машина?
– Не знаю. Кажется, красная. А что, ты… – Анна что-то говорит. Я вижу, как ее губы шевелятся, и слышу звуки, но не могу понять, о чем она толкует. Была машина. Красная машина. Это может быть та «Корса», что была на днях. Кто-то явно меня преследует. – Эй? – Анна машет рукой перед моими глазами. – Вернись.
– Извини. – Я заглушаю страх улыбкой.
– Я сказала, ты ведь не собираешься устроить мне свидание вслепую?
– Нет. – Я напоминаю себе, что надо делать. – Пойдем, познакомлю тебя с Дэном. – Я веду ее в гостиную. Дэн стоит, засунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу.
– Привет, красавец. – Анна раскрывает ему объятия, и Дэн полуобнимает ее одной рукой, как делают люди, когда чувствуют себя неловко. Он надел рубашку и сделал над собой усилие, чтобы выглядеть прилично, но под мышками у него виднеются влажные пятна. Бедный Дэн. Он не из тех мужчин, что хорошо чувствуют себя на званых ужинах.
– Посмотри, что Анна принесла. – Я гремлю коробкой.
– У тебя аллергия на орехи, – хмурится Дэн.
– Извини. Я…
– Не волнуйся, Анна. Это было мило с твоей стороны. Их съест Дэн. Выпьешь? Бокал вина?
– Пожалуйста.
– Я принесу. – Чувствуется, Дэн обрадовался, что может чем-то заняться. Светская беседа не является его сильной стороной. Он возвращается через минуту с двумя бокалами белого вина и вручает один Анне.
– Белое тебе подходит? – спрашиваю я. – У нас есть еще красное и розовое.
– Я не догадался спросить. Извините, – бормочет Дэн.
– Все нормально. Белое мое любимое. – Она отпивает глоток. – Лучше, чем тот растворитель для краски, что подавали в пабе.
– Хуже уже некуда. – При воспоминании о нем я морщу нос.
– А можно спросить, почему ты оранжевая?
Я трогаю щеку. Несмотря на то что я терла щеки мочалкой, краска для лица до конца не сошла.
– Я сегодня была тигром.
Анна озорно ухмыляется:
– Счастливчик Дэн.
Шея у Дэна покрывается красными пятнами. Я глажу его по руке и ободряюще смотрю на него. Не пойму, почему он держится так скованно. Мне так хочется, чтобы вечер удался.
– Ну, как бы там ни было, чувствуй себя как дома. – Я жестом приглашаю Анну на диван, где на покрывале из искусственного меха спит Миттенс.