Агентурная кличка - Трианон - Игорь Перетрухин

Все четверо упомянутых выше лиц были установлены по новым местам работы. Трое из них находились в Министерстве иностранных дел СССР.

Через месяц М.И. Курышев поинтересовался, как обстоит дело с выполнением — плана по «Кайману».

Я доложил, что пока похвастаться особенно нечем. Проделана большая черновая работа, к которой я подключил Владимира Игоревича Гречаева, поступившего к нам в органы сравнительно недавно, и высказал мнение, что это пойдет ему на пользу, так как он познакомится с процессом ведения разработки, как говорится, с самых азов. Парень он добросовестный и толковый. Хотя до нашей школы окончил МВТУ имени Баумана, в юриспруденции и делах начинает разбираться неплохо.

Единственное, что пока заслуживает внимания, сказал я, так это то, что Федор каждый раз, выходя из здания Консульского управления министерства, где он работает, тщательно, хотя подчас грубовато, проверяется, пытаясь, по всей видимости, обнаружить наружное наблюдение.

Мною был подчеркнут и еще один момент. В свое время были получены сведения о том, что жена Боба, уже имея высшее образование, просила свою мать, проживающую в Москве, любыми путями помочь ей по приезде поступить учиться на юридический факультет МГУ для изучения криминалистики и психологии. При необходимости гарантировала взятки. Это меня несколько озадачило, и я теряюсь в догадках, что бы это могло значить: блажь или нечто более серьезное?

В свою очередь я поинтересовался результатами нашей просьбы о продлении наружного наблюдения хотя бы за одним объектом.

Курышев ответил, что по этому вопросу он уже разговаривал с заместителем начальника главка Виталием Константиновичем Бояровым, но, по его словам, сейчас это практически невозможно, так как главк большой, объекты оперативного интереса есть и в других отделах, а лимит у нас жесткий. Поэтому он предложил пока восполнять отсутствие наружного наблюдения использованием других, не менее эффективных возможностей, которые зачастую дают нам еще более интересную информацию.

Отметим попутно, что Виталий Константинович Бояров свою работу в органах госбезопасности начал с 1945 года. До 1962 года служил в контрразведке КГБ Украины. В должности начальника отдела направлен во внешнюю разведку в Москву. Позже — заместитель резидента в лондонской резидентуре КГБ СССР. В 1965 году был объявлен персоной нон грата. Работал в Центре в Управлении внешней контрразведки Первого главного управления. С начала 1970 года — заместитель начальника Второго главного управления, впоследствии — первый заместитель. Человек с большим жизненным и оперативным опытом. Талантливый организатор, эрудит и вдумчивый человек с широким кругозором. Любимое занятие в свободное от работы время — игра в теннис.

Я сказал Михаилу Ивановичу, что хотел бы внести дополнение к имеющемуся у нас плану, а именно возобновить контакт с Огородником от имени органов КГБ, но на сей раз легендированный, что позволит нам лучше почувствовать его в процессе общения, организовать более глубокое его изучение как личности, проверить на объективность информацию по вопросам, которые нам уже хорошо известны. Определенные предпосылки для этого, на мой взгляд, имеются. А главной из них является то, что оба мы в прошлом моряки, любим море, парусный спорт.

В ответ Курышев заявил, что предложение неплохое и он, пожалуй, с ним согласен. Но еще подумает и посоветуется с начальством, а там и будем решать.

К маю 1976 года прояснилась ситуация с Бобом, его женой и Федором.

Тщательная проверка Боба и его жены через наши источники и с использованием оперативно-технических средств объективно показала маловероятность их принадлежности к спецслужбам противника.

В этой связи немаловажно подчеркнуть, что я всегда придерживался принципа — не торопиться делать вывод, что то или иное действие интересующего нас лица носит подозрительный характер, и до определенного момента считал его просто непонятным. Как правило, в процессе последующей проверки все становилось на свои места и оказывалось вполне объяснимым. Для этого необходимы были только время и определенные усилия. К этому приучались и молодые оперативные работники.

Прояснилась ситуация и с Федором. Гроза воронежских хулиганов, комсомольский вожак и в прошлом дружинник подружился с «зеленым змием». Каждый раз, выходя из здания Консульского управления в отведенное на обеденный перерыв время, — замечу кстати, что возвращаться по истечении установленного срока назад было далеко не общим правилом, — он заходил в ближайшую шашлычную или пельменную и «принимал» там.

Из сводки наружного наблюдения: «В районе шашлычной на Смоленской площади в автомате выпил стакан газированной воды, несколько раз внимательно посмотрел по сторонам. Было заметно, что наблюдаемый сильно покраснел».

Судя по наступившей реакции, он выпил накануне несколько больше, чем мог, где-то в другом месте. Проверялся же он вполне закономерно, так как большого желания показывать свою слабость среди окружавших его сослуживцев «посланник ленинского комсомола», видимо, не имел.

Тщательно анализируя все поступающие в отношении Боба и его жены, а также Федора оперативные материалы, я невольно приходил к выводу о том, что эти люди как по своему уровню, так и по поведению за границей вряд ли могли представлять интерес для американской разведки. Ведь сама по себе вербуемость того или иного человека не является самоцелью и должна обусловливаться реальной возможностью получения секретной информации и, кроме того, степенью надежности возможного партнера с его чисто человеческими качествами. Что представлял из себя Боб? На него, сына известного хоккеиста, определенным образом падала тень славы отца, что в общем невольно сказывалось на его взаимоотношениях с окружающими, на которых он поглядывал с чувством превосходства. Многое складывалось в его жизни не так, как у обычных, нормальных людей. Взять хотя бы его поступление в институт не без помощи папаши. Компании его друзей — далеко не лучшее в интеллектуальном плане общество. А затем беспробудное пьянство родителя, закончившееся самоубийством. Естественно, что и жена его была из того же богемного спортивного клана. В компании она вела себя высокомерно, кичилась какими-то невероятными связями в Москве. Поддерживала связь сомнительного характера с местным колумбийским врачом-гинекологом.

Что касается Федора, то это, как говорится, был человек из глубинки. Жил и работал в Воронеже. Был комсомольским активистом и активным дружинником. Как-то на дежурстве в городе при задержании злостного хулигана получил серьезное ножевое ранение. Сам по себе этот факт безусловно заслуживает уважения. За активную работу в комсомоле был делегирован на учебу в Московский государственный институт международных отношений, по окончании которого направлен сначала в МИД СССР, а затем референтом в советское посольство в Колумбии. Должность, прямо скажем, незавидная, а он с учетом заслуг рассчитывал на значительно большее. Ведь для него не было секретом, что многие бывшие комсомольские активисты, не говоря уже о партийных, зачастую не имея необходимых данных, очень быстро занимали высокие должности в министерствах и ведомствах. К тому же в период его учебы в институте, перед его окончанием, с ним даже проводилось собеседование на предмет его возможного направления на работу в органы государственной безопасности, что в принципе является обычным явлением и в других высших учебных заведениях. Однако дальше этого разговора по неизвестным для него причинам дело не пошло. Он, конечно, не догадывался, что по своим личным качествам он не подходил для такой работы.