Новый Мир - Александр Столбиков

Впервые авианосцы проявили себя во время войны в Испании, когда социалистическая коалиция показала буржуинам еще детские, но уже вполне острые зубы. Выяснилось, что, несмотря на формальную мощь советского флота, посылать на настоящее дело практически некого. Показывать кузькину мать Владычице Морей — это вам не норвежских браконьеров пугать. Здесь и сейчас удалось с огромным трудом сформировать два соединения, одно из которых было не стыдно и в люди вывести. Командование «Бегущим» Самойлов доверил своему ученику и ставленнику Кудрявцеву, со страшным боем пробив утверждение в верхах.

Общее впечатление от действий авианосного соединения на советское руководство можно было охарактеризовать одним словом — понравилось. Захотелось иметь их больше и лучше. И на балтийских верфях, только-только модернизированных, началось строительство еще трех кораблей — «Скорый», «Быстрый» и «Шустрый». Новейшие, полноценные авианосцы с авиагруппой в 60 машин.

К моменту начала Европейской войны адмирал флота Советского Союза П. А. Самойлов занимал, на первый взгляд, незаметный пост Наркома среднего кораблестроения. Наркомат был небольшой и терялся среди монстров плановой экономики. Но только для непосвященных. Посвященные знали, что в определенной мере Самойлов имеет вес и значение, сравнимые с главами родов войск.

Сталин флот недолюбливал, но понимал, что СССР не станет настоящей державой мирового веса и значения, не имея полноценной морской силы. Союз должен был выйти в Мировой океан, притом не опоздать к его разделу, который становился все более осязаемым с упадком Британии и ростом силы Соединенных Штатов. Задачи текущего дня, которыми занимался Кузнецов, — оборона побережья. Это то, что было на виду, и то, о чем знал весь мир. Задача Самойлова была иной — он занимался созданием Большого океанского флота, в первую очередь теорией и организацией. Результат его долгой и тяжелой работы уже рассекал балтийские волны в виде авианосной группировки, сейчас насчитывающей два новых авианосца «Быстрый» и «Скорый», два старых, превращенных в тренажеры для подготовки летчиков, а также эсминцы проекта 35 и крейсера типа «Чапаев».

Удивительно, но, несмотря на положение и ответственность, он так и не нажил ни одного серьезного врага. Самойлова уважали все, уважали и очень внимательно слушали во всем, что касалось кораблей, авиации. И корабельной авиации.

Кудрявцев, выходец из крестьян, переехавших в город, был типичным выдвиженцем тридцатых годов, полностью обязанным карьерой Петру Алексеевичу, относился к нему как к старшему наставнику, считая своим долгом спрашивать совета и одобрения по всем существенным вопросам…

— Что скажешь, Петр Алексеич? — негромко спросил Кудрявцев. В купе было темно и тихо, но они говорили очень тихо, не включая свет.

— Не знаю, не знаю… — с сомнением ответил Самойлов. — По-прежнему не пойму, зачем его тащить с собой? Сдается мне, Барон подкинул нам сомнительный подарочек…

— А я не думаю. Я с ним долго беседовал. Умный чертяка, самородок.

— То-то и оно, что самородок. Самоучка. Что у него за плечами? В сентябре… или августе?., сбили, а по осени отправили в отставку. Приняли в «Комиссию». Сейчас март. Итого имеем четыре месяца. Чему он мог научиться за четыре месяца? Ну да, талант, математику учит, отчеты читал, тридцать семь пояснительных записок и предложений. Внушительно. Но все равно не наш уровень. Ему еще пару лет самое меньшее учиться и учиться. «Машина» эта его… Шахматы бы еще с собой притащил. В следующий раз встречусь с Бароном наедине — скажу ему пару ласковых…

— Петр Алексеич, а ты заметил, что мы с ним общаемся на равных? И по теории, и по практике?

Самойлов в сердцах чертыхнулся.

— А вот это, друг мой, говорит не о том, какой хороший немец нам попался, а о том, в какой, прости господи, жопе наша авианосная теория и практика. Если генерал-майор, командир соединения, на равных общается с отставным майором-самоучкой. И это камень в твой огород! Дожил я, дожил… На старости лет вижу, как мой ученик тащит домой иноземного варяга. Можно подумать, у тех же германцев других спецов нет. Борис Михайлович поймет. Но он… Это ведь мне стоять перед ним и отвечать — почему нам вдруг загорелось тащить за тридевять земель этого убогого?

— Да не такой уж и убогий, вполне себе серьезный мужик, разве что с палочкой, — не смутился Кудрявцев. — А по теории… Все верно, там она и есть, в жопе. А у кого не в жопе? У немцев? «Подлодки спасут мир», а как же! И что у них в итоге? Два «Спартака», два «Тельмана», полтора «ГДР». И всего две «баржи» по сорок пять еропланов на каждой. У них хотя бы лицензионные американские «даунтлессы» есть, и то хлеб. У англичан? Восемь авианосцев — сила, а как же! Только на чем они летают? Знаем, на чем. А все потому, что пожадничали потратиться нормально на авианосный флот, клепали «кошек» и прочую медвежуть. Одно слово, «сапоги»…

— Тяжелые линейные не тронь. Они себя покажут, увидишь, — строго вставил Самойлов.

— Покажут, покажут, — позволил себе самую малость подколоть старшого Кудрявцев. — Но на авианосцах у них — страшный хлам, еще страшнее нашего. Может быть, американцы или японцы?

Оба задумались. Что собой представляет армия страны самураев, в СССР знали хорошо, на богатой практике. А вот японский ВМФ пока оставался тайной. Нельзя сказать, чтобы Объединенный Флот пользовался какой-то особой недоброй славой… В реальных столкновениях на море японцы пока не участвовали, но изредка просачивающиеся глухие слухи о методах подготовки мореходов и авиаторов Страны восходящего солнца внушали почтение. Что же до американцев, то у них хватало собственных проблем, но индустриальная мощь страны в значительной мере их компенсировала. По авиационной технике, авиагруппам и вообще совокупности авианосной мощи звездно-полосатые мореходы если и не превосходили англичан, то уверенно к тому шли.

— В общем, поле непаханое, — подытожил Кудрявцев. — Матчасть есть, а теории и практики как таковых нет, все изобретается по ходу. Тут и отставной самородок-самоучка пригодится. Даже с шахматами.

— Это, опять же, твой минус как руководителя. Не первый год стоишь на палубе.

— Петр Алексеич, а как быть? — горячился Кудрявцев. — Я лично мотаюсь к немцам и обратно, опытом меняться, почему? Потому что сухопутчикам — зеленый свет. А нам — нет. Да ты и сам все знаешь. Ставка до сих пор к нам по-прежнему как к ошибке природы относится, все своими руками и мозгами делаем и считаем. Кто там, в Гэ-Ша, по-настоящему теорией авианосных операций занимается? Никто! Кто из Морского Штаба? Никто! Потому хватаюсь за таких вот самоучек и самородков, что полноценно нашими вопросами никто стабильно и постоянно не занимается. Я бы хватал и тащил специалистов и профессионалов, но где их взять? Все сами делаем, все сами изобретаем. А когда нам перевести дух и заняться по-серьезному? Сплошные авралы и срывы. То корабли в срок не сдадут, то на двадцати узлах трубы палубу задымляют, и все перестраивать, то турбины летят. Сейчас вот с еропланами беда. Немец правильно сказал, сильно топ-мачтовым увлекаемся. А почему? Бомбить нормально не с чего, как здесь передовую теорию развивать? Поликарповы устарели, скоро как англичане с их «Пуделем» будем. «Яков» не дают. Поэтому создаем самую передовую в мире теорию на ходу и в зависимости от того, чем сейчас располагаем… Может, замолвишь за нас словечко там?.. Чувствую, пока все своим ходом будет решаться, будем на кастрюлях летать до скончания веков.