Самая лучшая месть - Стивен Уайт

— Тринадцать лет. Вот сколько у меня отобрали. И этих лет уже не вернуть.

Пульсирующая боль в руке не стихала, но я вдруг перестал ее замечать. Я почувствовал, что мне выпал наконец шанс сделать что-то такое, что восстановит мою веру в ценность того, чем я занимаюсь. Мне показалось, что вот сейчас я услышу нечто такое, чего не слышал ни разу за все годы практики, узнаю, что испытывает человек, попавший в тюрьму за преступление, которого не совершал; и каково это — принести в жертву несовершенству нашей системе правосудия — пусть и не по своей воле — лучшие годы жизни.

Мне предстояло из первых уст узнать о том, что чувствует человек, чьи апелляции остаются без ответа, чьи надежды тают, как запасы дров в зимнюю стужу, и ему не остается ничего, как только ждать окончательного прихода холодов.

Ждать, сидя в камере смертников, пока кто-то придет и скажет: «Пора».

Но Том Клун начал рассказывать о другом. Обманув мои ожидания, он завел речь о том, как добирался домой из тюрьмы. Передал мне свой разговор с начальником тюрьмы, а потом заговорил о женщине, которая ждала его за тюремными воротами и отвезла в Боулдер.

Он говорил о ней очень подробно. О том, что она агент ФБР. Что ее зовут Кельда Джеймс. Он рассказал об аромате ее духов, о белых джинсах, обтягивавших ее бедра, о стычке с детективами из округа Парк, о том, как ловко она выхватила свой «ЗИГ-зауэр», или что там еще, и ткнула его прямо копу в физиономию.

— Когда она навела пистолет на того придурка, я подумал… Послушайте, я ведь могу вам об этом рассказать? Вы ведь никому не скажете, верно? Хорошо. Это ведь не записывается, нет?

Он оглянулся, как будто ожидал увидеть в углу кабинета камеру на треноге.

Я открыл было рот, собираясь объяснить ему пределы конфиденциальности, но Том уже продолжил повествование:

— Так вот… Когда она навела на него пистолет, я, конечно, испугался. Испугался, но еще подумал, что она самая крутая женщина на земле. Как она с ним обошлась! Как поставила его на место! Вы бы видели! И даже не дрогнула. Он пробовал изобразить из себя крутого, но она дала ему укорот. А какая сексуальная! О, я вам расскажу. Знаете, я там много чего повидал и через всякое прошел, но у меня просто нет слов, чтобы ее описать. Я бы отдал все на свете, чтобы только встретиться с ней еще раз. Это моя единственная цель в жизни.

Он говорил без остановки, на одном дыхании и, похоже, не собирался останавливаться.

— Во-первых, она… она… роскошная. Шикарная. И такая… горячая. А какое тело… Я понимаю, что ей не двадцать пять, но по ней не скажешь. Понимаете, в ней столько энергии. Только что развернула этого копа, выдала ему по полной программе, и вот уже стоит на коленях и меняет колесо. Так ловко, как будто занимается этим каждый день после работы. Клянусь вам, такой женщины я еще не видел. Что потом? А потом — уверен, вам это понравится — везет меня позавтракать в этот чертов отель «Бродмур». Самая сексуальная женщина в мире подвозит меня к самому входу в этот роскошный отель. Я подумал, что мне это все снится, что такого не может быть. Двух часов не прошло, как я вышел из тюрьмы, и вот такая красотка уже ведет меня в пятизвездочный ресторан. Я вам так скажу: когда мы вошли в фойе, мне было уже не до завтрака. Вы там бывали? Это же… Господи, все, чего я хотел, — это выхватить бумажник, достать кредитную карточку и снять самый лучший номер с видом на то чертово озеро с горами. Ни о чем другом я и подумать не мог. И плевать на деньги. — Том вдруг остановился и продолжил уже без недавнего энтузиазма: — Только вот бумажника у меня не было, и кредитной карточки у меня ни черта не было. На мне была та дешевка, которую дают, когда выходишь из тюрьмы, и даже несчастную сотню баксов положить было некуда.

Он замолчал, мысленно переместившись куда-то, куда меня никто не приглашал. Я уже подумал о том, чтобы вернуть его в реальность, но тут лицо его просветлело, и слова полились с прежней легкостью.

— Я рассказывал вам о своих трюках? Нет? Ладно, расскажу. Это стоит послушать.

Том рассказал о кувырках. И о сальто назад.

А потом вернулся к своим планам встретиться с Кельдой Джеймс.

И все это время я совершенно не ощущал боли в руке. Потому что пересматривал свои прежние представления о Томе Клуне. Я знал, что самое главное — осторожность, что нельзя строить теорию, не изучив и не поняв то, что пришлось претерпеть человеку за чертову дюжину лет, проведенных в исправительном учреждении. Тот, кто сидел напротив меня, почти наверняка страдал от посттравматического расстройства.

Время сеанса подходило к концу, и мы с Томом договорились встретиться в следующую среду.

— Знаете, — сказал Том перед тем, как подняться с кресла, — я ведь не сделал там ни одной татуировки. И горжусь этим. — Он вытянул руки, как будто для осмотра, потом повернул их вверх ладонями.

— Поздравляю, — сказал я, сам не зная почему. Может быть, потому, что он казался таким искренним.

— Спасибо, — бодро ответил он.

Одной из причин того, что по четвергам я работал позже, чем в другие дни, была Кельда Джеймс. Месяц назад, когда она позвонила, чтобы договориться о первом сеансе, я предложил ей прийти в пять сорок пять, но потом согласился сдвинуть начало на четверть часа. Так что Кельда приходила ровно к восемнадцати, а заканчивали мы без пятнадцати семь. Почему я пошел на уступку? На то были три причины.

Первая. Мне почему-то казалось, что она не станет тратить время на чтение лекций о способах закладки тарелок в посудомоечную машину.

Второе. Кельда работала в ФБР, и я подумал, что услышать о ее жизни будет интересно и полезно. Признаю, вторая причина неубедительна и слаба для того, чтобы согласиться принять нового пациента. Но что есть, то есть, и от правды не уйдешь. А правда в том, что, будь Кельда Джеймс менеджером компании «Натуральные продукты», консультантом по маркетингу «Ай-би-эм» или лаборанткой санитарно-эпидемиологической станции в Амгене, я бы скорее отправил ее к одному из своих коллег, чем согласился продлевать рабочий день.

И наконец, третья причина моей уступчивости… Боюсь, объяснить ее довольно сложно.

Если бы Лорен увидела Кельду в моей приемной, она бы наверняка сказала, что третья причина еще менее убедительна и более жалка, чем вторая. Моя жена свела бы ее к простой констатации того факта, что мне приятно смотреть на Кельду.

О том, чтобы приблизиться к входу в эту пещеру, я не хотел даже думать, а потому не сделал и шага. К тому времени в моей карьере, как и в жизни вообще, наступил период более или менее ясного осознания того, что даже малейшее укрепление сомнений в профессиональной пригодности может привести к катастрофе.

Итак, в чем же заключается третья причина, побудившая меня согласиться на просьбу Кельды перенести наши встречи на более позднее время? Назовите это как хотите — Лорен и Дайана возможно и даже наверняка употребили бы понятие «рационалистическое обоснование», — но у меня почему-то сложилось впечатление, что я как раз тот, кто способен помочь Кельде Джеймс.