I love Dick - Крис Краус

И они решили, что любовь похожа на смерть, когда-то Рон Паджетт так же назвал смерть «мигом, когда человек возвращается к себе». Всезнающий Сильвер не принимал участия, считая их горячий разговор ребяческим. Потом позвонила Энн, чтобы прочесть отрывок из книги, над которой она работала. Идеальный вечер.

19 ЯНВАРЯ 1995 ГОДА

В среду вечером Сильвер и Крис въехали в мотель «Регал Инн» в Пасадене. На следующий день Сильвер позвонил Дику, думая, что нарвется на автоответчик, но тот неожиданно взял трубку. У него в гостях были Мик и Рейчел Тозиг, друзья из Нью-Йорка. Может, Сильвер и Крис хотят прийти на ужин к нему домой в воскресенье?

«Кстати, Сильвер, – добавил Дик до того, как повесить трубку, – я не получил факс от Крис в тот день, когда она его отправила. Он затерялся среди рождественской корреспонденции, и я прочел его только две недели спустя».

«О, маленький рождественский подарок», – хмыкнул Сильвер.

«Ну, прошло достаточно времени, – сказал Дик. – Я полагаю, все подостыло».

«Ну, даааа», – уклончиво ответил Сильвер.

* * *

В воскресенье, двадцать второго января, Сильвер и Крис отправились в Долину Антилоп на арендованной машине. Она везла распечатки писем – девяносто страниц текста с единичным межстрочным интервалом. Сильвер не верил, что она спятила настолько, чтобы вручить письма адресату. Но то, как Дик обнял ее при встрече – прикосновение, выходящее за рамки общепринятого этикета, возможно даже сексуально заряженное, – заставило ее задуматься. Вполне себе знак.

Ужин с Диком, Миком, Рейчел, двумя кураторами из Гетти, искусствоведом и Сильвером был очень тяжелым. Атмосфера вечера была контркультурно-непринужденной.

Крис чувствовала себя таракашкой рядом с невозмутимой и эффектной Рейчел, которая, помимо нее, была единственной женщиной в комнате. Дик сидел рядом с Крис напротив Рейчел. Наверное, он заметил, что Крис молчала и не притронулась к еде. Как бы то ни было, он повернулся к ней с едва заметной, заговорщической улыбкой и спросил: «Как продвигается… эмм, проект?» Рейчел, тоже улыбаясь, была вся внимание. Крис отчаянно пыталась подобрать верную тональность для своего ответа. «На самом деле он сильно изменился. Теперь это, скорее, эпистолярный роман». Рейчел тут же отреагировала: «Ах, это так буржуазно». – «Хм?» – «Разве не Хабермас однажды заметил, что эпистолярный жанр ознаменовал наступление эры буржуазного романа?» В голове Крис мелькнуло воспоминание, как однажды они с Сильвером завтракали с Эндрю Россом и Констанс Пенли на конференции в Монреале. Крис путано высказывала свое восхищение Генри Джеймсом, и Констанс блистательно подкорректировала ее мысль, не пропустив при этом ни одного философского аспекта. Как же ладно эта женщина излагала мысли в восемь тридцать утра! Но все-таки Крис задумалась: Рейчел, разве не Лукач сказал это первым?

Так или иначе, остальные гости разъехались ближе к полуночи. Они с Сильвером остались выпить по последнему бокалу. Казалось, Сильвер и Дик никогда не закончат говорить о новых медиатехнологиях. Крис потянулась за своей сумкой. «Вот, – произнесла она. – Это то, о чем я говорила».

Нда. Дик был ошеломлен, а Сильвер в кои-то веки потерял дар речи. Но Дик оказался великодушен и добр. Он взял девяносто страниц. «Крис, – сказал он, – я обещаю, что все прочту».

* * *

29 ЯНВАРЯ 1995 ГОДА

Вернувшись в нью-йоркскую зиму, Сильвер и Крис в последний раз отправились в Турман. В субботу они заперли дом перед тем, как ехать обратно в Нью-Йорк на день рождения к Джозефу Кошуту.

В воскресенье утром, двадцать девятого января, они проснулись непротрезвевшие, похмельные, счастливые от того, что снова очутились в Нью-Йорке. Вечеринка Джозефа была безупречной, душевной и шумной. Куча старых друзей Сильвера из «Мадд-клаба». Они не спеша встали, пообедали в «Рэттнерз» по пути в Нижний Ист-Сайд. Позже Сильвер шел на первый ужин с попечителями из МоМА, чтобы обсудить каталог Арто: понятное дело, выглядеть он должен был соответствующе.

Владелец магазина на Орчард-стрит (в котором Сильвер потратил несколько сотен долларов на итальянский костюм) оказался необыкновенным, очень светлым человеком. Он жил в Краун-Хайтс и изучал каббалу. Посетители курсировали туда-сюда, пока они с Сильвером обменивалась мнениями о еврейском мистицизме семнадцатого века, Якове Франке и Левинасе.

Когда они покинули Орчард-стрит, наступил уже ранний вечер, мягкий и солнечный. Они возвращались с покупками через свежеубранный Томпкинс-сквер-парк. Вдруг до нее дошло: она здесь чужая, ее домом всегда был Ист-Виллидж. Вчера на вечеринке Джозефа ее имя не значилось в списке приглашенных, она никогда не была частью хоть какой-то гламурной тусовки семидесятых в Нью-Йорке. Да, у нее были там друзья… друзья, которые в большинстве своем или умерли, или бросили попытки заниматься искусством и растворились в быту и работе. До встречи с Сильвером она была странной и одинокой девушкой, теперь же она была никем.

«Кто такая Крис Краус? – кричала она. – Никто! Жена Сильвера Лотренже! Его “плюс один”!» Неважно, сколько фильмов она сняла, сколько книг отредактировала, любой значимый человек всегда будет считать ее пустым местом, пока она живет с Сильвером. «Я в этом не виноват. Это не моя вина», – кричал в ответ Сильвер.

Но она вспомнила все их совместные работы, когда ее имя не упоминалось, вспомнила, как Сильвер осторожничал и переживал, что обидит тех, кто им платил. Она вспомнила аборты, все каникулы, когда ей было сказано покинуть дом, чтобы Сильвер мог побыть наедине со своей дочерью. За десять лет она себя стерла. Каким бы ласковым ни был Сильвер, он никогда не был в нее влюблен.

(Когда она впервые осталась на ночь в лофте Сильвера, Крис спросила его, думал ли он когда-нибудь об истории. В то время для Крис история была чем-то вроде Нью-Йоркской публичной библиотеки – местом для встречи с мертвыми друзьями. «Постоянно», – ответил Сильвер, думая о холокосте. Вот тогда она в него и влюбилась.)

«Нет ничего окончательного», – сказал Сильвер. «Нет, – кричала она, – ты не прав!» К этому моменту она плакала. «История не диалектична, она фундаментальна! Некоторые вещи никогда не изменятся!»

На следующий день, в понедельник, тридцатого января она ушла от него.

Турман, Нью-Йорк