С риском для сердца - Донна Олвард

Его чувства были весьма противоречивыми: то он хотел поцеловать Софию, то был готов прибить ее.

— Спасибо. Сарай выглядит безупречно.

София была вне себя от ярости. Томас еще никогда не видел ее такой красивой, хотя она была в рабочем комбинезоне.

— А как же первая покраска сарая? Или это тоже была не моя работа?

Томас попался. София прекрасно понимала, почему он заставил ее красить сарай. На ранчо приехала избалованная городская девица, и он решил поставить ее на место.

— Я просто испытывал тебя, о чем, если честно, жалею. Я думал, мы это уже проехали.

Она погрозила ему пальцем:

— Ах вот оно что! Почему же ты сегодня промывал мне мозги тем, что нужно и что не нужно делать? Я взрослый человек и сама все решаю. Так что ты со своими приказами…

— Могу идти куда подальше?

На губах Софии заиграла улыбка, хотя она всячески старалась это скрыть.

— Я не совсем это имела в виду.

— Ты грозишь пальцем совсем как Мария.

— Почему мы постоянно воюем?

— Ну, не постоянно.

Томас отдавал себе отчет в том, что они оба думают совсем о другом — об их поцелуе.

София засунула руки в карманы комбинезона.

— Ты был очень занят, — наконец сказала она. — Так что извини за то, что пыталась помочь. Я очень хотела сделать тебе приятное, Томас! И тут выпал такой шанс. Думаешь, я не вижу, как много ты работаешь?

— Спасибо. Конечно, я благодарен тебе за это, но все-таки чувствую себя виноватым.

— Почему?

— Потому что… — начал Томас. Он подошел к Софии и забрал у нее банку с краской. — Потому что это я должен был закончить покраску сарая. Ты права. У тебя отпуск. Я не имею права загружать тебя работой. И я бы не поступил так, если бы не…

— Что?

— Если бы мне не понравилось проводить время с тобой. Может, перестанем ругаться?

— Так проще, — бросила она.

— Проще? — Томас оставил кисточку отмокать в раковине. — Я ценю твою помощь больше, чем ты думаешь, — признался он. — И Карлос с Марией будут тебе благодарны, особенно Мария. Она все никак не оправится после пожара и мечтает, чтобы все было как раньше. Я вообще-то ради нее стараюсь. Ранчо стало даже лучше, чем прежде. Но я чувствую себя отвратительно из-за того, что заставил тебя выполнять грязную работу.

— Ты вовсе не заставлял. Я сидела у бассейна, мне было дико скучно, и я решила покрасить сарай.

Ее застенчивость и робость убивали его.

— Я сделала это для тебя.

Для него?! Томас растерялся. Боже, меньше всего он хотел, чтобы София влюбилась в него. Им нельзя заходить слишком далеко. Но он не мог отвергнуть ее.

София стала как-то иначе смотреть на него. Это все поменяло. Томас воспринимал происходящее как освобождение из плена, взлет, но одновременно чувствовал себя пойманным в сети.

Прошлой ночью они были ближе чем когда-либо. Томас не предполагал, что это может повториться. Однако он ошибался. Именно сейчас какая-то неодолимая сила связала их вместе.

— Скоро приедут Мария и Карлос, — пробормотал он.

Может, не стоит копаться в их отношениях. София в какой-то степени скрасила его одиночество, и ему было приятно проводить с ней время. Неужели нельзя насладиться несколькими днями, проведенными вместе? Она скоро уедет, а он останется здесь, на ранчо.

— Тебе нужно переодеться, — нахмурился Томас. — Я сам все закончу.

Это их последний вечер наедине. Скоро появятся Родригесы, а там и София улетит в Канаду.

Когда София вышла из своего номера в чистых джинсах и майке, Мария и Карлос уже приехали. Она оказалась в гостиной во время оживленной беседы и встала робко в сторонке, не зная, как прервать разговор. Темноволосая невысокая женщина грозила пальцем Томасу, а он весело смеялся. Карлос, улыбаясь, наблюдал за ними.

— Ты, должно быть, София. Это Мария. А меня зовут Карлос. Добро пожаловать на Виста-дель-Сиело! Хотя для тебя это приветствие уже не актуально.

Мария повернулась к ним. От этой женщины так и веяло энергией и оптимизмом. Она весело поприветствовала Софию на испанском языке. Девушка не поняла ни слова, но уловила суть. Мария Родригес была настоящей хохотушкой.

— Мы очень рады тебе, София! Завтра первым делом разберемся с твоим бронированием. Обещаю. — Мария обняла ее и радушно улыбнулась.

Бронирование. София уже и забыла об этом. Если и произошла ошибка, то исключительно приятная.

Она наблюдала за Томасом. Без сомнения, он не захочет, чтобы Мария все про них узнала.

— Наш Томас был гостеприимным хозяином, — сказала Мария.

Это был не вопрос, а утверждение. София еле удерживалась от смеха. Она получала огромное удовольствие от разговора с Марией и от реакции на него Томаса. Ей было любопытно, как отнеслась бы Мария к тому, что София упала с лошади? Или что она покрасила сарай. Или к тому, что они с Томасом поцеловались на Мосту желаний.

— Несомненно, — подтвердила София, немного успокоившись. — У вас прекрасный дом и ранчо, сеньора Родригес. Вид просто изумительный!

— Мне жаль, что мы не смогли тебя встретить, София.

Девушка улыбнулась:

— Ничего страшного. Томас позаботился обо мне. Он отлично готовит. Это вы его научили?

Она перехватила одобрительный взгляд Томаса. Впрочем, ему не о чем беспокоиться. Все, что было между ними, останется их тайной.

— Ничто не сравнится с тем, как готовит Мария, — заметил Томас.

Мария похлопала Томаса по руке, внезапно встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Если ты еще не успела заметить, Томас — член нашей семьи. — Мария взяла Софию за руку.

Девушка расчувствовалась от такого теплого приема.

— Каждого гостя мы считаем родным, — добавил Томас.

Сеньора Родригес окинула их проницательным взглядом, словно догадывалась обо всем. Она рассмеялась, хитро посматривая на Софию и Томаса:

— Поживем — увидим. А теперь пойдемте обедать. Мы купили кое-что вкусненькое в любимом кафе Карлоса. День был долгий, и на готовку нет времени. Ничего, завтра обязательно пожарим мясо на углях.

Во время обеда София внимательно прислушивалась к разговорам хозяев ранчо и Томаса. Было очевидно, что они очень близки. Порой они переходили на английский язык — из уважения к Софии, — но чаще болтали на родном испанском. Девушка не понимала ни слова, однако не могла не уловить веселый тон беседы. София чувствовала себя как дома. Она не ощущала ничего подобного даже с родной матерью, не говоря уже о семье Энтони.