Чудовище без красавицы - Дарья Донцова

Я посидела еще минуть десять, жалуясь на мифическоеначальство, потом убежала, сунув в сумочку бумажку с телефонами и адресами.Путь лежал в супермаркет «Победитель». Вы скорее всего встречали этимагазинчики с яркой сине-красной вывеской… Сейчас, когда продуктами не торгуеттолько ленивый, хозяевам приходится пускаться на всяческие ухищрения, чтобызаманить покупателей. Вот в «Гаргантюа» сделали для посетителей бесплатныетуалеты, в «Кругозоре» дают всем кофе, правда, отвратительный, растворимый,зато совершенно даром, а в «Победителе» поставили у касс телефонные аппараты –звони сколько душе угодно! Но есть маленький нюанс, все эти блага доступны лишьпокупателям магазинов, не посетителям, которые вошли просто полюбопытствовать,а дорогим, любимым клиентам, оставившим в кассе денежки…

Войдя в «Победитель», я схватила с полки стаканчик самогодешевого йогурта и подошла к кассирше. Женщина мило улыбнулась:

– Четыре двадцать.

Я расплатилась, взяла чек и отправилась к кабинкам. Сидевшаявозле них служительница мельком бросила взгляд на маленькую бумажку, где стояло«Спасибо за покупку», и ничего не сказала. Я вошла в будочку, села на стул ипринялась терзать аппарат. У Кати Виноградовой отозвался дребезжащий мужскойголос:

– Да!

– Можно Катю?

Человек помолчал, потом сдавленно поинтересовался:

– Какую?

– Виноградову, художницу, – спокойно уточнила я, совершенноне волнуясь.

Наверное, коммунальная квартира, или вообще телефон недомашний, а может, в семье просто несколько женщин, носящих такое отнюдь нередкое имя…

– Ее нет, – пояснил парень, кашляя.

– А когда позвонить лучше?

– Ее совсем нет, – заходился собеседник.

– Как совсем? – оторопела я. – Уехала? Куда? Надолго?

– Навсегда, – отозвался мужик.

Я окончательно растерялась:

– Что вы имеете в виду?

– Катя умерла.

– Как?! Когда?!

– Недавно, – снова закашлялся юноша. – Отчего?

Из трубки доносилось только хриплое дыхание.

– Простите, – наконец выдавили из себя на том конце провода,– а вы кто?

– Ее знакомая, Виола Тараканова, вот хотела Кате работупредложить, у нас на фирме художник требуется…

Вновь повисло молчание, потом парень спросил:

– А вам женщина нужна? Мужчина не подойдет?

– Ну, – протянула я, – смотря какой…

– Хороший, – быстро ответил юноша, – не сомневайтесь, неконфликтный, не пьющий…

– Это вы?

– Я.

– Простите, а кем вы приходитесь Кате?

– Мужем.

– А работы ваши посмотреть можно?

– Сколько угодно, – оживился юноша, – куда привезти?

Я глянула в бумажку. Волоколамское шоссе, дом два, корпустри…

– Если разрешите, я сама к вам заеду, буду в районе вашегодома около пяти…

– Конечно, конечно, – засуетился парень. – Кстати, меняФедором зовут, Федор Лузгин.

– Очень приятно, – ответила я.

Где-то без пятнадцати пять я вылезла из троллейбуса возлегигантской башни, на самом верху которой реяла вывеска «Гидропроект». Дом дваоказался в нескольких шагах, корпус три устроился прямо за огромным серымдомом.

Поеживаясь от ледяного ветра, я пошла искать нужный подъезд.Говорят, когда архитекторы прокладывали Ленинградский проспект, который возлездания «Гидропроекта» раздваивается на два шоссе – Волоколамское иЛенинградское, – они хотели сделать его «изломанным», чтобы ветер «гасился» о стеныдомов, но Сталину идея не пришлась по душе. Вождь народов просто положил накарту линейку и провел линию, сказав кратко:

– Сделаем так, товарищи!

Спорить с Иосифом Виссарионовичем, естественно, не решились.Руководство приняли к действию. Проспект прорубили по «чертежу» главногочеловека страны, и теперь здесь всегда дикий ветер, даже тогда, когда востальных частях Москвы тишь да гладь, а сильней всего задувает как раз тут, вместе разделения проспекта.

Уж не знаю, правда или нет эта байка про градостроительныепричуды Сталина, но если припомнить характер господина Джугашвили, то онасильно смахивает на подлинную историю. Хотя то же самое рассказывают про царя,строившего железную дорогу Санкт-Петербург – Москва.

Лузгин жил в необычной квартире. Скорее всего тут раньшерасполагался чердак, который предприимчивые хозяева оборудовали под жилье. Ужев прихожей чувствовалось, что здесь обитают люди, воспринимающие мирнетрадиционно…

Потолок оказался черным, а стены ослепительно белыми, белыми– в голубизну… Тут и там висели картины, но не простые, ясные и понятные –пейзажи, натюрморты, портреты, – а нечто этакое, сплошная абстракция. Ломаныелинии, круги, точки… Мебель состояла из гнутых железок, на которых валялисьцветастые подушки, стол держался на одной ноге, в углу находилось нечто, большевсего похожее на мешок с картошкой, но ярко-зеленого цвета… А пол укрываликовры, такие же черные, как и потолок…

Я бы не захотела жить в подобном месте, слишком голо икак-то холодно. Наверное, у меня полностью отсутствует художественный вкус, нонаша гостиная, заставленная велюровым диваном и глубокими, мягкими креслами,так и манит к уютному времяпрепровождению под пледом с книгой в руках… А уквартиры Лузгина вид словно у операционной. В особенности вон тот торшерчикнапоминает бестеневую лампу.

Чтобы сразу расставить точки над «i» и отбить у Федоравсякую охоту проситься на работу, я заявила:

– Наша фирма занимается упаковкой. Этикетки для консервныхбанок, дизайн картонных коробок, рисунки на оберточной бумаге…

Честно говоря, я ожидала, что парень скривится, но он сжаром воскликнул:

– Отлично, это я могу.

– Зарплата в первый год маленькая, всего три тысячи.

– Хорошо, – не дрогнул Федор.

Пришлось подъезжать к нему с другой стороны. Осторожно сев вкресло и чувствуя, как подо мной ходуном ходят железяки, я заявила: