Холодный человек - Алексей Атеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, чего там? – нетерпеливо спросила она, когда Миша уселся впереди.
– Болеет, говорят.
– Ага, болеет. Это тебе кто сказал?
– Секретарша. Маленькая такая, чернявая девчушка.
– А редактор что?
– Его нет. Тоже, говорят, не в здравии.
– А ответственный секретарь на месте?
– И он отсутствует. А в корректорской какой-то мужик лысый сидит.
– Это ответсек и есть. Видать, сам сел читать полосы. Так им и надо! – злорадно произнесла Вера. – Милицию видел?
– Какую милицию? Там, кроме этих двоих, с которыми я разговаривал, больше ни души.
– Ладно, поехали. – Вера назвала адрес.
– К тебе?
– Я к себе, а ты – не знаю.
– Ну, Вера!..
– Попозже, Миша. Сейчас мне не до любви.
И машина рванула с места.
Наконец-то Вера очутилась дома. Щелкнул замок, и она вошла в квартиру. Сколько же она здесь не была? Всего два дня. А кажется, вечность. Все вокруг родное и настолько примелькавшееся, что Вера и не обращает на него внимания. Вот хотя бы печка. По сути, она не нужна, поскольку в квартиру давно проведено паровое отопление. Однако печка – главная здешняя достопримечательность. Рисунки на кафельных плитках – голубые парусные корабли, несущиеся неведомо куда, и молочниц в огромных чепцах в детстве Вера могла разглядывать часами. Ей всегда казалось: каждый корабль отличается от собрата количеством поднятых парусов, а у всех молочниц разные лица. Или вот диван… Вера плюхнулась на него. Древний монстр звякнул всеми своими многочисленными пружинами, внезапно напомнив больничную койку, на которой она валялась еще вчера.
Веру передернуло: неужели никуда не деться от жутких воспоминаний? Нужно расслабиться. Расслабиться любым образом. Тут она вспомнила когда-то читанное: водка и горячая ванна.
В квартире имелась крошечная ванная комната, встроенная при одном из ремонтов. Она была настолько мала, что входить в саму ванную приходилось прямо из коридора. Вера, хотя и совсем недавно принимала душ в доме у Молчановского, открыла оба крана, пустив в ванну мощную струю, потом пошла на кухню, достала из холодильника початую бутылку водки, стоявшую там с незапамятных времен, а точнее, с последнего посещения квартиры Гришей, налила себе полстакана, залпом выпила, закусила кислой капустой из трехлитровой банки. Истома разлилась по телу. Вера разделась донага и подошла к древнему зеркалу. Зеркалу было не меньше лет, чем печке. За столь длительный срок в нем кто только не отражался. Этот реликт видывал генералов, юных институток, статских советников, купцов-миллионщиков, их толстомясых жен, революционных комиссаров, гэпэушников, грабителей, дворников и почтальонов… И много-много разных иных господ и товарищей. Возможно, что от этого калейдоскопа лиц зеркало и не выдержало. Амальгама местами потеряла былую плотность и пошла мелкими трещинками, а само стекло словно бы пожелтело изнутри.
Вера увидела в зеркале нечто бледно-розовое, мутное, при пристальном взгляде, однако, сохраняющее контуры тела.
– Как привидение, – вслух произнесла она.
От вида собственного тела ей почему-то сделалось не по себе. Тогда Вера опять пошла на кухню, налила еще полстакана и выпила водку, на этот раз ничем ее не закусывая. Потом она залезла в ванну и постаралась ни о чем не думать. Но это, к сожалению, не получалось. Конечно, водка сделала свое дело. Вера порядком опьянела, однако способности соображать не потеряла. Просто мысли стали расплывчатыми и несвязными, словно изображение в этом дурацком зеркале.
Мужчины… мужчины… замужество… муж… муки. Какие муки?! При чем тут муки?! Нет-нет… Никаких мук! Муж будет ее любить… Носить на руках? Вряд ли на руках. Она большая, крупная… Так мама всегда говорила. Ты, Верка, крупная девчонка. Твое тело двух девок вместить может. Двух… Как понять: двух? Каждое тело рассчитано на одного… вернее, на одну особь. Особь или особу? Наверное, все-таки особь. Хотя особь – это что-то рыбное… Но с некоторых пор ей кажется, в ее теле поселилась еще некая особь. И хотя она понимает, это невозможно, ей постоянно чудится: кто-то иной присутствует внутри. Кто-то управляет, заставляет совершать несвойственные ей поступки. Из тихой, даже забитой, она превратилась в эдакую бой-бабу, грозу садов и огородов.
При чем тут сады и огороды? В детстве она никогда не лазила по чужим участкам. Боялась. Другие дети перебирались через ветхие заборы и шныряли по садам, обирали яблони и вишни, не брезговали и недоспелыми фруктами, а она опасалась. А вот теперь бы не спасовала. Но почему, почему? Что случилось? Словно в одночасье норов ее переменился? Но как такое может быть? Как объяснить? Да очень просто. Внутри ее сидит другое существо. Но как оно туда попало? И зачем? Кто оно? Чего хочет?
Вера тряхнула головой, прогоняя пьяную одурь. Вода выплеснулась из ванны. Девушка слегка протрезвела. Пора вылезать, а то она уснет и утонет… Захлебнется и утонет. О подобных случаях она слышала. Вера вылезла, качнулась, больно ударившись о косяк, и от этого еще больше пришла в себя. Она насухо вытерлась, стараясь растереть кожу докрасна, потом надела ночную рубашку и улеглась в постель, начисто забыв о том, что должна позвонить Молчановскому.
За окном уже почти стемнело. Вновь пошел дождь. Вначале слабый, моросящий, он постепенно разошелся и полил, как из ведра. Под его монотонный шум Вера и заснула.
Она проснулась внезапно, словно от толчка, и долго лежала без движения, соображая, где находится и что случилось. В голове стоял невнятный гул, она слегка побаливала в области затылка.
«От водки», – решила Вера и тут же вспомнила все остальное. Конечно же, она дома: почивает в своей уютненькой кроватке. Здесь так хорошо, так спокойно… Но все же что ее разбудило? Какой-то посторонний звук? Да, скорее всего.
Вера прислушалась. За окном продолжало бушевать ненастье. Дождь что есть силы молотил по подоконнику, громко и невнятно бормотал в водосточных трубах, укутывал водяной пылью запотевшие окна. Сучья росшего во дворе дерева под порывами ветра долбили мокрые бревна стен, словно пытаясь пробиться внутрь дома, где тепло и сухо.
Но эти звуки были привычны и не таили в себе угрозы. Разбудило ее что-то другое, вовсе не характерное для ночного бытия.
Вера ждала, понимая, что если звук был, то он должен повториться. Так и случилось. Через несколько минут послышался осторожный шорох.
«Мыши!» – решила Вера.
Мышей она побаивалась, однако эти шустрые зверьки были вовсе не опасны, а даже милы, конечно, если видеть их не шныряющими по кухне, а, скажем, лицезреть на лаковой картинке.
Шорох повторился.
«Нет, это не мыши, – сообразила напряженно прислушивавшаяся Вера. – Мыши так не шумят. Они скребутся, а тут скорее шарканье, словно некое существо бродит по квартире. Осторожно, крадучись, будто чего-то опасается».
Вор?!