Графиня на стриме - Эмма Ласт

тропинку, по которой потом смогу вернуться назад, и принялась собирать юбки.

Как мне удалось не испачкаться, не знаю, но когда дело было сделано, я почувствовала несказанное удовлетворение, а потом услышала за спиной смешок. Обернулась, но никого не увидела.

Смешок повторился и я пошла на голос, игнорируя инстинкт самосохранения, и вдруг вышла с другой стороны пролеска к реке. Деревья заглушали шум воды и я подошла ближе, с удовольствием разглядывая двойную радугу над бликующей на солнце поверхностью воды.

— Крайне редкое явление, надо сказать, — я вздрогнула, когда рядом со мной поравнялся Роберт Стендброк младший.

— Что? Соколиная охота? — он хмыкнул и покачал головой, заведя руки за спину.

— Нет, радуга. Обратите внимание, двойная.

— Я вижу…

— Все дело в угле, под которым свет проникает в капли. Иногда случается так, что он отражается дважды, поэтому мы и видим две радуги — одну настоящую и вторую — ее отражение.

— Что ты здесь делаешь?

— Охочусь, конечно, — Роберт улыбнулся, но я скорее почувствовала, чем поняла двоякость сказанного.

— Ты специально выбираешь момент, когда я одна, да? Хочешь насолить отцу?

— Вздор, — Роберт рассмеялся и я скрестила руки на груди. — Я же обещал вам урок хороших манер, — я оглянулась вокруг и ответила со смешком:

— Не самое подходящее место, чтобы учиться хорошим манерам.

— Не место делает человека, а человек — место, — изрек Роберт младший с таким серьезным видом, что я прыснула.

— Да ты философ! — но он не обиделся, даже наоборот, улыбнулся в ответ и поклонился, положив ладонь на грудь.

— Всегда к вашим услугам, — а потом добавил. — На мою беду у вас слишком верные служанки, — и, видя непонимание в моих глазах, продолжил. — Что, конечно, делает им честь, но крайне усложняет наше взаимодействие.

— В каком смысле?

— Они отказались передать вам послание, — я опять засмеялась и заправила прядь волос за ухо. — Поэтому пришлось импровизировать.

— Повезло-повезло, — ответила я и спрятала руки в карманы, чтобы скрыть возникшую из ниоткуда неловкость. — Так что за послание?

— О времени и месте следующего урока. Я подумал, что для вас будет спокойнее не покидать территорию поместья и организовал все необходимые приготовления на конюшне…

— Чем ты подкупил конюха? — перебила я дровосека, качая головой.

— Подобные предположения оскорбляют меня до глубины души, — Роберт деланно возмутился и добавил. — Только его сына.

— Что ты ему пообещал? — не унималась я, но дровосек только покачал головой.

— Это не имеет значения. Главное, что после заката я буду ждать вас там, Элиза.

ГЛАВА 17

Соколиная охота, которая с самого начала показалась мне глупой затеей, после встречи с Робертом младшим окончательно потеряла всякий смысл.

Аннабель пыталась увлечь разговором, но у нее получалось плохо, потому что мысли мои были далеко. Смешно, конечно, но я стала привыкать к дровосеку, его внезапным появлениям, странным разговорам и обходительности, которая одновременно радовала и смущала.

Когда Роберт Стендброк старший вместе с моим отцом, наконец, присоединились к нашему скромному женскому обществу, я изнывала от скуки и бесилась от того, что время не может бежать быстрее.

— Порадуйтесь моим успехам, Элиза, — сказал граф и, когда я промолчала, в разговор включилась Аннабель.

— Ваша птица — прекрасно обучена, граф, — взмахнув ладонью, она позвала служанку и сделала это так изящно и непринужденно, что я в очередной раз восхитилась. — Не желаете ли чаю?

— Благодарю.

Тушки ни в чем не повинных перепелов, зайцев, сусликов и прочей мелкой лесной живности лежали на траве прямо перед шатром. При этом улов графа был чуть ли не вполовину больше добычи моего отца.

Кровожадный старик…

— Вам пришлось по вкусу сие развлечение? — спросил Роберт старший, обращаясь ко мне.

— Нет. Я не люблю бессмысленные жертвы, — в ответ граф только рассмеялся.

— Женщина, разве можно ожидать от нее других рассуждений! Александр, вы вырастили образцовую строптивицу, мне это нравится.

— Не переоценивайте себя, — буркнула под нос, пока мой отец имитировал благодушие.

Аннабель, которая сидела рядом, издала короткий, но вполне различимый смешок, и, чтобы как-то сгладить оплошность, закашлялась.

— Ты в порядке, дорогая? — Александр поднялся и предложил графине платок, но она только покачала головой.

— Не стоит беспокоиться, все хорошо.

Наши глаза встретились и я увидела то, что раньше не замечала — искорки озорного веселья в уголках голубых глаз. Такие заразительные, что мне самой захотелось рассмеяться в ответ, что я и сделала.

Роберт Стендброк старший посчитал, что недостаточно провести с семейством де Бальмен целый день на свежем воздухе и остался на ужин. В модном коричневом костюме с темно-сиреневым бантом на шее, который держала такого же цвета брошь в золотой оправе, он походил на павлина.

Несмотря на высокий рост и крепкое телосложение, правильные черты лица и общую опрятность, он не вызывал ничего кроме раздражения. Может, в этом было виновато вечно недовольное выражение его лица или высокомерность, с которой он держался с окружающими.

Не знаю, только необходимость видеть его рядом и поддерживать разговор, бесила нереально.

— Прошу меня простить, — сказала Аннабель, когда с главным блюдом было покончено, бросила на моего отца короткий взгляд и вышла из столовой.

— Бертран, вели принести десерт, — Александр тоже встал и, поклонившись Стендброку старшему, вышел, оставив нас одних. Ну, если не брать в расчет слуг.

Черт!

Избегая взгляда графа, я взяла в руки вилку и наколола лист салата, тут же отправив его в рот. Все что угодно, лишь бы не разговаривать с ним!

— Элиза, — Роберт старший откинулся в кресле и замолчал, ожидая, когда я посмотрю на него.

— Ммм? — не переставая жевать, промычала я.

Бред, никто не заставит меня делать то, что я не хочу. Можно просто встать и уйти — в ответ кольцо налилось тяжестью и сдавило палец.

Ну, вот опять!

— Для вас будет лучше выбросить из головы все мысли о любви, — я перестала жевать и посмотрела на графа. — Крепкий брак строится не на страсти, а на чувстве долга и признании авторитета супруга.

— То есть на взаимном уважении? — Роберт Стедброк старший криво усмехнулся.

— И покорности