1920 год. Советско-польская война - Юзеф Пилсудский

В чем же причины этой неподвижности, такой естественной и такой необходимой на войне? На одну из них я уже указывал: это своеобразное топтание на месте разных дивизий. Мы их найдем и в «преследующих» действиях отдельной конной бригады. Все это сорвало седанские замыслы и дало п. Тухачевскому только половину победы, свидетельствовало также о некоторой робости перед противником. Кроме того, были и определенные просчеты в управлении войсками. Я не хочу, да и не могу без документов и материалов анализировать, в чем именно проявились эти просчеты. Не имея донесений, которые 5 июля поступали к п. Тухачевскому, это трудно сделать. Но факт, что если в ночь с 5-го на 6-е п. Тухачевский толкает свою 4-ю армию в седанском направлении строго на юг, то уже 6-го, как он сам пишет, отказавшись от седанских замыслов, он прекращает движение южнофланговой 3-й армии в седанском направлен нии на запад и на север. Уже 6 июля 3-я армия получает задачу поддержать еще более южную 16-ю армию своим передвижением на Минск, почти строго на юг. В наших донесениях отмечается, что именно в этот день левофланговая дивизия нашей 4-й армии (15-я), готовясь к отступлению, прикрывалась только небольшими постами вдоль речки Понья, а 1-я литовско-белорусская уже отошла южнее Докшиц. Там и отмечается слабый контакт с дозорами противника.

А что делала отборная 15-я армия? Она была направлена на запад, 4 июля прошла с боями 4—10 км и, как мы знаем, встала, не продвинувшись вперед в течение всего дня 5 июля. Она отказалась от преследования, поручив его слабой конной бригаде. 6 июля отмечается движение самой северной правофланговой 54-й дивизии, которая внезапно изменила направление с западного на юго-западное, на направление марша из Лужков на Глубокое. Пан Тухачевский не пишет, получила ли и 15-я армия 6 июля приказ отказаться от Седана и изменить прежнее направление своего марша. Это отражено только в приказе от 7 июля, отданном из Смоленска в 9.40 утра. Пан Сергеев приводит его полностью. Пан Тухачевский изменяет направление 4-й армии с южного на западное, 15-й с западного на юго-западное на Молодечно; что касается 3-й армии, то ей приказано продолжать выполнение ранее поставленной задачи, то есть продвигаться в направлении Минска.

Из всех этих данных очень трудно понять, когда же п. Тухачевский отказался от идеи Седана и какое влияние оказало на него это топтание на месте всех его армий 5 июля. Я склонен думать, что донесения, поступающие в далекий Смоленск в течение двух дней боев и переходящие через фильтры армейских командований, были очень противоречивы, и п. Тухачевский колебался в принятии однозначного решения, что проявилось в его уступках подчиненным, в частичном, а потом и полном отказе от седанского замысла. В этих колебаниях ему эхом отозвались идеи недавнего прошлого, географическо-геометрический образ мышления, связанный со «Смоленскими воротами» и поворотом войск на 90º в новом направлении. Результатом этих колебаний и такого образа мышления явился отказ от преследования, потеря контакта с противником и медленное топтание на месте большей части войск п. Тухачевского, вращающихся в полусне вокруг какой-то воображаемой оси. Благодаря такому круговому танцу наши войска целыми и невредимыми вышли из операции, даже несмотря на приказ генерала Шептицкого, заставлявший их отступать в неестественном и, добавим, ненужном направлении. Только благодаря этому ген. Желиговский, представляющий отнюдь не главные наши силы, как это пытается показать п. Тухачевский, и, отнюдь не расстроенный своим поражением, казался п. Тухачевскому «раздавленными» и «разгромленными» остатками армии, в беспорядке отступающими на запад, в «поставском направлении». Силы и искусства управления в этом первом сражении «похода за Вислу» я также не могу усмотреть. Войска п. Тухачевского слишком часто топтались на месте, робея перед «разгромленным» противником, а их командующий метался между Седаном, который не получился, и «тараном», которого опять же п. Тухачевский осуществить не смог. К тому же в середине сражения, когда сорвался Седан, сам военный вождь прерывает боевые действия и преследования, переметнувшись на таран и геометрические развороты, оставляя тем самым свободу действий противнику.

А противник уже с 5-го числа ищет свободы действий. Приказ ген. Шептицкого, отданный в середине этого дня, предписывает всей армии оторваться от противника, чтобы и получить эту свободу. Целью этого, как говорится в первом пункте приказа, является «перегруппировка на новой линии для перехода к контракции». Не знаю, разъяснил ли командующий фронтом свою мысль командующим армиями, но приказ по нашей 14-й армии, повторив первый пункт приказа командующего фронтом о переходе к контракции, в своем пятом пункте предписывает занять «новую линию обороны». То есть контракция должна состоять в занятии линии обороны, а в одном из последних пунктов четко определено, что «линия обороны должна быть технически усилена». Несомненно, сама формулировка этих приказов должна вызвать у подчиненных впечатление противоречивости. Эта противоречивость еще боле нарастает и становится еще более странной, когда на карте появляется новая линия оборонительной контракции. Она начинается в Небышине на реке Понья, а заканчивается далеко на севере, на шоссе от Шарковщизны на Свенцяны, в Козянах. Протяженность этой контракции, или технически усиленной линии обороны, составляет примерно 100 километров, то есть именно столько, сколько еще несколько дней назад занимала наша 1-я армия на линии обороны по «извилистому ручейку – Ауте». А если вспомним, как выглядело техническое оборудование этой линии, сколько жалоб вызвал недостаток технических средств такого усиления, если вспомним, как трагично закончила свое существование линия обороны в ходе боев 4 и 5 июля, тогда мы поймем, с какой горькой иронией читали войска приказ командующего армией, где в том же пятом пункте было написано: «Удержание этой линии необходимо». И, таким образом, участки «линии обороны» уже совсем не отвечают «опыту мировой войны».

Но эти участки имеют и еще одну характерную черту. Если две северные дивизии, 8-я и 10-я, должны занять участки новой оборонительной линии общей протяженностью 55 километров (8-я – 30, 10-я – 25), то три дивизии на юге (17, 11-я и 1-я лит. – бел.) получают значительно меньшие участки примерно по 15 километров, то есть с той же плотностью войск, какую они имели в боях 4 и 5 июля. Наверное, это сделано не без определенной цели, и хотя я сильно сомневаюсь, чтобы относительное сосредоточение войск на юге отвечало замыслу командующего фронтом провести какую-то контракцию, тем не менее стоит разобраться, зачем была создана такая высокая плотность войск на юге и такое разрежение на севере. Это тем более необходимо, что такое стратегическое построение 1-й армии является результатом уже упоминавшегося дефилирования всего нашего центра вдоль фронта противника 4 и 5 июля, дефилирования, которое чуть было не привело к «разгрому» и «рассеиванию» наших войск. Судя по приказу ген. Шептицкого, можно было предполагать, что где-то за своим левым флангом он имеет бездействующую 7-ю армию. По крайней мере, во втором и третьем пункте приказа этой соседней «армии» уделяется достаточно много внимания. Приведу их дословно. Пункт второй гласит: «7-я армия получит от Верховного Главнокомандования приказ отвести части, стоящие на севере, в район Свенцяны»; в пункте третьем читаем: «Дороги Дуниловичи – Поставы – Ходучишки и Шарковщизна – Козины – Твереч (обе дороги ведут в Вильно. – Ю.П.) займет ком. 1-й армии соответствующими частями группы генерала Желиговского или 8-й пехотной дивизии, чтобы дать возможность ком. 7-й армии отвести еще ожидающие приказа части или осуществить эвакуацию Вильно».