Гарем Ивана Грозного - Елена Арсеньева

И вот однажды, когда дошли до озера Кабан, случиласьстрашная история. Видимо, больная душа Тимофея в тот день больше прежнего недавала ему покоя. Не в добрый час попалась ему на глаза Фатима – девушка летчетырнадцати необыкновенной красоты. Можно было без сомнения сказать, что в еежилах течет русская кровь: чернобровая, смуглая, с тонкими чертами лица,которыми иногда отличаются восточные женщины, она обладала ярко-синими глазамии роскошной светло-русой косой. Ни о матери своей, ни об отце Фатима ничего незнала: подобрала ее из милости и воспитала богатая вдова, которой Аллах не далсвоих детей и которая была настолько очарована красивым ребенком, что не думалао происхождении девочки.

Фатима всегда прятала лицо, потому что многие молодые воинысмотрели на нее разгоревшимися глазами, а некоторые откровенно лелеяли надеждувзять ее в жены, тем паче что она отчасти русской крови. Подобные разговорыТимофею Челубееву казались чудовищными и бесили его до крайности.

И вот когда дошли до озера и остановились напоить коней,Тимофей вдруг кинулся к веренице пленников, схватил на руки Фатиму и бросился сней к озеру. На мгновение все оцепенели, и Тимофей уже вбежал в студеные волныпо колено, когда люди спохватились и стали кричать, что, мол, он делает.

– Хочу узнать, в самом ли деле это русская дочь! –воскликнул в ответ Тимофей. – Тут кое-кто позабыл стоны сестер и кровь братьевсвоих во Христе, намерен с басурманкой по венец пойти. Так я хочу всемпоказать, что она – отродье вражье!

Мало кто понял смысл его отрывистых криков, однако князьАндрей Михайлович так и ахнул. Он, как близкий к царю человек, отлично знал и опророчестве Горшанды, и о том, что она утопилась именно в озере Кабан, и с техпор оно стало губительным для русских людей. Не раз жестокие татареразвлекались, сталкивая пленных в воду, – и их сразу тянуло ко дну. Самиказанцы могли прыгать в воду сколько душе угодно и беспрепятственно выходилипотом на берег. Ходили слухи, будто Горшанда стала водяной бесовкой и саматянет русских на дно.

– Но ведь если Фатима русская, она потонет! Лишь татарамозеро Кабан безопасно! – закричал Курбский, исполнившись жалости к несчастнойдевушке и пытаясь воззвать к разуму Тимофея.

Однако это было бесполезно. Ратник уже по пояс погрузился вводу, осторожно нащупывая ногой дно, и никто не осмелился прийти на помощьФатиме, которая сначала кричала, а потом лишилась сознания от страха. И тогдавпереди угрожающе вспучилась вода…

Люди на берегу опускались на колени, молились. Все понимали,что Тимофей решил погубить Фатиму и умереть. И тогда Курбский направил коня вводу. Он сам не знал, почему отважился на этот отчаянный поступок! Потом, годспустя, Сильвестр скажет, что на это его надоумил Бог. «А может быть, идьявол», – ответит ему князь Андрей Михайлович.

Так или иначе, по Господнему или вражьему наущению, он этосделал. Вздымая брызги, с отчаянным ржанием, конь князя ринулся в волны, иКурбский вырвал девушку из рук Тимофея. Это оказалось не трудно сделать, потомучто Челубееву было уже не до пленницы. В это самое время страшная сила потянулаего ко дну, он пытался сопротивляться, кричал…

Перекинув девушку через седло, Курбский хотел протянуть рукуратнику, однако не смог справиться с конем. Обуянный ужасом скакун рванулся всторону и вынес хозяина из воды как раз в то мгновение, когда пенистые омутыначали подступать к нему.

Оказавшись на берегу, князь обернулся. Вода еще вскипалабурунами, но вот на глазах успокоилась и сделалась гладкой и ровной, словношелковый платок. Озеро было пустынно.

– Прими, Господи, душу раба твоего! – дрожащими губамипрошептал Курбский и передал Фатиму подбежавшим женщинам.

Она скоро пришла в себя и стала спрашивать, каким образомспаслась; все указывали на Курбского. В легкой кольчуге, без шелома, князьстоял на взгорке и задумчиво смотрел на коварное озеро. Высокий, могучий, соткрытым лбом, гордым взором и величавой повадкой, Андрей Михайлович былнеобычайно красив. Несчастной Фатиме он показался воплощением Бога на земле.Она глаз не осмеливалась поднять выше гривы серого, в черных яблоках, егожеребца под красным сафьяновым седлом с позолоченной лукою. Фатима припала к серебряномустремени, покрывала сапоги князя слезами и поцелуями, клялась служить емуотныне и вовеки и отдать за него жизнь по первому его слову.

Конь волновался, переступал с ноги на ногу, потряхивалбляшками и бубенчиками, которые во множестве украшали сбрую. Недоброе чуял?

Курбский усмирил его, потом взял Фатиму двумя пальцами заподбородок и долго смотрел в восхищенное полудетское лицо. Что увиделось ему вэтих синих, наполненных слезами глазах? Бог весть… И Бог весть почему, князьвдруг сказал:

– Я окрещу тебя и подарю царице. Служи ей и люби ее, как тыхочешь служить мне.

Фатима не понимала. Когда ей перетолмачили слова князя, онасклонилась в знак того, что покоряется его воле, однако в голосе звучалоупорство:

– Отдай меня кому хочешь, но служить я буду только тебе!

Вскоре войско двинулось дальше. Во Владимире русские полкивстретила радостная весть: как раз на день Дмитрия Солунского[14] царица родиласына!

– Жена подарок сделала и мне, и себе к своим именинам! –радостно твердил Иван Васильевич: ведь именины у царицы были 28 октября, наАнастасию Римлянку или, по-русски, Настасью-овчарницу.

Когда дозволено было посетить молодую мать и поздравить ее,все преподносили богатые подарки и Анастасии Романовне, и младенцу. КнязьКурбский среди всего прочего подарил царице очаровательную синеглазую изолотоволосую смуглянку по имени Настя. Это была Фатима, окрещенная послерождения царевича в честь святой мученицы Анастасии и самой царицы.

Анастасия Романовна пришла в восторг от ее красоты, всплакнуланад печальной историей Тимофея Челубеева, сердечно поблагодарила князяКурбского – и отдала девушку в помощницы мамкам и нянькам маленького царевича.

Так победно и радостно завершилась казанская история.

После тяжкой борьбы с Казанью покорение Астрахани прошло,чудилось Анастасии, почти неприметно, тем паче что про астраханских князейтаких ужастей, как про казанских, не рассказывали, а совсем наоборот.Астраханцы-де настолько трусливы и изнежены женами, что как услышат о нападениирусских, так сразу надевают доспехи, но не идут врага воевать, а сидят запиршественными столами со своими бабами и брешут байки о мнимой доблести.