Сеятели ветра - Лие Наль

Мальчишка помотал головой. Значит, не видел.

— И давно он пропал?

— Да где-то с час назад. Сказал, что скоро придёт, но его вот нет и нет. Отец уже послал за ним. Но мне кажется, Обура не в поместье. Как-то долго его ищут.

Ханэ заметил промелькнувшее в глазах сороки недовольство. На этот раз он был полностью с ней согласен.

“Не удивлюсь, если и он перед кем-то полетел отчитываться. Вот будет забавно, если у них с Йоко один, хм, советчик”.

Пока мальчишка размышлял вслух, куда мог деться Обура и не замешан ли здесь квартал удовольствий, Ханэ разглядывал гостей. Глава волколюдов, которого по праву можно было назвать волкодавом, занимал равное с главой Ёмори положение. Чуть ниже сидели его дети. Не видно было лишь самых младших: справа не хватало Арухи, а слева — Тацу.

Стоило только подумать о втором сыне Ёмори, как в ногу, чуть ниже колена, кто-то вцепился. Опустив взгляд, Ханэ заметил пухлого воронёнка в солнечно-жёлтой одёжке, который таращился на него в ответ светлыми глазёнками и очень старался выговорить какое-то сложное слово.

Ханэ тут же ощутил на себе тяжёлый взгляд главы Ёмори. Мать обоих наследников Ёмори легко поднялась и пошла к ним. Заметив её, Тацу упорно пополз по его ноге вверх, но силёнок у него не хватило, и птенец шлёпнулся на пол. В его глазах тут же заблестели слёзы.

Рядом с ребёнком опустилась Йоко. Она заворковала над ним с такой нежностью, будто это был её птенец, и Ханэ не мог понять, это великолепная игра или женская природа на какой-то момент взяла вверх над расчётливой и жадной натурой сороки. С другой стороны его затормошил старший брат, так что отвлекаться на слёзы у Тацу не было никакой возможности.

Когда мать подошла к ним, Тацу уже смеялся. В следующий миг смех сменился недовольным гудением: жена главы подхватила ребёнка на руки. Возвращаться он не хотел, сопел и тянул руки к сороке, к её простому, но яркому кимоно и мягким рукам.

Йоко лишь улыбнулась, когда жена главы коротко поблагодарила её за неравнодушие.

— Он не хочет, — громко заявил Шиёки. — Давай, я с ним посижу? Эй, Та-ацу, хочешь ко мне?

Мальчишка протянул руки к брату. Тацу таращился на сороку, засунув палец в рот. Увы, от живой игрушки его понесли прочь.

Ханэ проводил взглядом молодую женщину, чувствуя комок в горле. Будучи ребёнком, он наивно заявлял, что женится на ней, когда вырастет, и очень обижался, что над ним смеялись. С возрастом его отношение ко многим вранолюдам поменялось, и в какой-то момент даже к ней он стал относиться настороженно. Однако, мать Шиёки была той, кто поддержал их с матерью, когда погиб Цуя. Может быть, таким образом она хотела устранить возможную угрозу, привязать их к себе, чтобы они не шли против её сына. И всё же, Ханэ был ей благодарен.

— Ну и ладно, — пробурчал ей вслед Шиёки. — А я к дверям пойду, Обуру сторожить.

Слова у него с делом не расходились, и птенец умчался к дверям. Хмыкнув, Ханэ направился к положенному месту. Йоко перепорхнула к главе Судза, устроившись позади него, словно телохранитель.

“Или наблюдатель, — поправил себя Ханэ. — Оттуда ей удобнее всего следить за обстановкой”.

Переглянувшись с матерью, которая сидела с волколюдками, Ханэ устроился поодаль. Он не собирался пить и веселиться. Он собирался наблюдать.

Увы, в одиночестве он сидел недолго. От волколюдов отделился Нири, который через весь зал направился к нему.

— Надеюсь, не возражаешь? — не дожидаясь разрешения, Нири плюхнулся на подушку рядом с ним. Судя по весёлому блеску в глазах, волколюд уже успел выпить. — Знаешь, Ханэ, а у вас на удивление приятная компания.

— Я польщён, — процедил Ханэ таким тоном, что любой другой на месте Нири уже понял бы намёк, но волколюд по-прежнему сидел, скрестив ноги, и уходить никуда не собирался.

У него не было никакого желания любезничать с волколюдом. Он отвлекал, не давая сосредоточиться на главном. Увы, пока рядом был он, Казу даже не думал подходить и продолжал болтать с волколюдкой.

— Там моя сестра, — с пьяной гордостью заявил Нири, показав на неё.

“А, ясно. Казу вам наплёл всякого, а ты уж поверил? Обрадовался, что наметился повод укрепить союз и пустить под нашу крышу шпионку? Мечтай, как же”.

— Они всё спорят, кто из них танцует лучше. На кого поставишь?

“Ах, ну да. Какой пир без развлечений…”

— Отказ не принимается! — подмигнув ему, весело добавил Нири.

Вздохнув, Ханэ поставил чашку. На него с любопытством и ожиданием смотрели три пары глаз, и Ханэ уже пожалел, что не забился куда-нибудь в угол, чтобы никто к нему не приставал.

Слишком этот пир напоминал тот самый, который снился Ханэ по ночам. Тогда всё тоже началось с развлечений, а закончилось… Чем оно завершилось, он даже не хотел вспоминать.

— Двадцать нанбара на Казу, — глухо ответил он.

— Ханэ! — театрально ужаснулся Казу, прижав руку к груди. — Я что, так мало стою? Меньше этого веера?

— Что ты, мой дорогой брат, ты стоишь куда больше! — раздался вдруг издалека голос Обуры. — Ставлю монету из лотосового золота! Что у вас за спор, кстати?

— Вот это я понимаю, ставка! — расхохотался Нири. — Эй, кто-нибудь хочет поставить больше?!

На призыв Нири никто не откликнулся. Вокруг одновременно велось больше десятка разговоров, и темы летали туда-сюда, как при игре в мяч. Вороны и волки, на время забыв о распрях, перебивали друг друга, спорили, играли в “пять в ряд”, обсуждали последние слухи. Ханэ чувствовал себя на этом пиру чужим. Увы, уйти отсюда он не мог. Неприлично получится, если ворон из второй ветви вдруг покинет празднество.

Обура наконец пробрался к ним и сел, замыкая получившийся живой треугольник.

— Ну, твой брат не желает соглашаться, что Аюми танцует лучше, — скрестив на груди руки, сказал Нири.

Обура повернулся к ним, одарил обоих оценивающим взглядом.

— Что ж, только одно может их рассудить.

Переглянувшись с волколюдкой, Казу легко вскочил на ноги и протянул ей руку, но Аюми предпочла подняться сама.

Они закружили совсем рядом, яркие, лёгкие, точно языки пламени. Только если Аюми напоминала дикое пламя, пожар, которые пожирает леса, то Казу был призрачным огнём фонарей, которые запускали в небо на праздник О-бона. Танцующие отражали движения другого, словно зеркало, запаздывая лишь на доли секунды, и глядя на них, Ханэ вспоминал изображение инь-яня.

Совершенно нельзя было сказать, кто из них танцует лучше. Они двигались