Дверь в стене тоннеля - Николай Черкашин

Карина пришла почти вовремя, опоздав всего на десять минут. Но и их хватило Еремееву для весьма мучительных душевных терзаний – предали его или нет.

– Взяла билет на ночной поезд, – объявила она, сбросив с плеча надоевшую за день сумку. Еремеев перехватил ее, и они спустились в уютный погребок, оформленный на манер старомосковского трактира. Официант зажег свечи на их столике, затем принес шампанское, рыбное ассорти и мясо в горшочках. Чуть поодаль пристроился, спустя некое время, и помощник для особых поручений, стыдливо спрятав под столик свои чудовищные башмаки. Карина не обратила на него никакого внимания.

– Я тебя провожу. – Еремеев разлил шампанское по бокалам, и те зашумели, словно морские раковины в прибой. – И не поминай меня, пожалуйста, лихом!

– Не буду, – пообещала Карина, налегая на семгу с лимоном. Она тоже зверски проголодалась. – Вообще не буду тебя вспоминать ни добром, ни худом.

– Ну и правильно! У тебя начнется сейчас совершенно новая жизнь. Может быть, лучшая, чем была.

– Старую ты мне, конечно, здорово поломал.

– Что ни делается, все к лучшему. Кто-то сказал, что жизнь – это самый большой зал ожидания. Я бы уточнил – анфилада залов ожидания. И ты просто перешла сегодня в новый зал. Будет новый город, новые люди, новые знакомые, новые любови. Главное, что продолжение следует. Тебе ничего не поздно начать сначала.

– А тебе?

– Я уже столько раз начинал…

– Ну и как?

– Как видишь. С переменным успехом.

– У тебя тоже «продолжение следует». Это главное. Хуже, когда – все, тупик.

Еремеев снял со свечи восковой натек, размял его в пальцах.

– Тупиков, пока человек жив, не бывает. Всегда ищи дверь в стене тоннеля. Вот за нее и выпьем. За дверь!

Прощальный обед прошел без эксцессов. Они благополучно вышли из погребка и побрели вниз по Столешникам. Артамоныч шел за ними следом. Еремеев впервые за эти дни почувствовал себя спокойнее – его спина была прикрыта. Он даже развеселился и купил дурацкую игрушку-хохотушку – «мешок со смехом», и смехом весьма заразительным.

– А ты нашел свою дверь в стене тоннеля? – спросила его Карина.

– Пока ищу. Кстати, я хочу познакомить тебя со своим помощником для особых поручений.

Еремеев подозвал жестом Артамоныча и представил Карине.

– Что, тоже из ФСК? – насмешливо спросила она.

– Почти, – скромно заметил глава фирмы «Золото Колчака». – Он только что из спецкомандировки, не успел сменить обувь.

Артамоныч взял у Еремеева дорожную сумку и перевесил на свое плечо. Они зашли в магазин и выбрали ему итальянские полуботинки. Но помощник по особым поручениям, оказалось, с детства мечтал о кроссовках, и умолил их купить ему пару белых болгарских «маратонок». Продавщица с изумлением пронаблюдала смену лагерных «говнодавов» на спортивную обувь, происшедшую на ее глазах, и сердобольно подсказала, где поблизости можно приобрести носки и носовой платок. Через полчаса Артамоныч был экипирован с иголочки и радостно притоптывал пружинистыми подошвами:

– Да в таких шузах до Иркутска добежать можно!

– А что, – обратился Еремеев к Карине, – может, поедешь с нами золото Колчака искать?

– А это куда?

– В Иркутск, – охотно сообщил Артамоныч.

– Иркутск – это где? – обнаружила зияющую брешь в географических познаниях Карина.

– Это примерно там, где Венеция, – пояснил Еремеев. – Только в обратную сторону.

– В Сибири, что ли? Нет. Лучше пригласите девушку покататься на яхте! – кивнула Карина на объявление с изображением паруса. Компьютерная распечатка была наклеена на водосточную трубу на углу коммерческого банка, мимо которого они проходили. Еремеев прочитал текст, потом еще раз и еще раз.

«Вниманию господ яхтсменов, туристов и путешественников!

Срочно продается крейсерская яхта с комфортабельной каютой (все бытовые удобства: газ, санузел, душ, телевизор, радиотелефон). Яхта снабжена шведским дизелем фирмы “Вольво”. Постройка польская. Стоячий и бегучий такелаж – английской работы. Полный комплект парусов рижского производства. Общая парусность 40 квадратных метров. Район плавания не ограничен. Стоянка на Пироговском водохранилище.

Цена – договорная.

Телефон для справок… Спросить Александра Яковлевича».

Судя по девственно-целой бумажной бахроме с телефонами, никто из посетителей коммерческого банка не собирался звонить владельцу чудо-яхты.

– Слабо купить? – подзадоривала Карина.

Вместо ответа Еремеев оторвал бумажку с телефоном и направился к ближайшему автомату. Похоже, что в стене его житейского тупика и в самом деле прорисовалась дверь. Он еще боялся в это поверить. Телефонный диск вращался как рулетка судьбы. Что если в этих цифрах, которые он сейчас набирает, зашифровано его счастье?

– Слушаю вас внимательно! – раздался в трубке певучий голос весьма немолодого человека.

– Александр Яковлевич? По объявлению насчет яхты.

– А вы ее хотите купить?

– Да.

– А у вас хватит денег?

– Надеюсь.

– Я тоже всю жизнь надеюсь… Эх!.. Так я тоже надеюсь, что вы ее купите. А зачем вам яхта?

– Для души.

– Это вы совершенно правильно сказали. Яхта не может быть для дела. Только для души. Сразу видно – понимающий человек. Вы умеете ходить под парусом?

– Я кончал Военно-морскую медицинскую академию.

– Так вы еще и врач! А по какой, простите, части? Не уролог?

– Нет. Хирург. В Нахимовском училище нас учили ходить под парусом, я был старшиной шлюпки.

– Это великолепно! Но вы знаете, что старшина шлюпки и яхтенный капитан, как говорят в моей родной Одессе, это…

– …две большие разницы.

– Боже, можно подумать, что вы одессит.

– В академии я сдал экзамены на яхтенного рулевого 1-го класса.

– О, но это же совершенно меняет дело! Вы же наш человек! Вы меня простите, что я так вас расспрашиваю, но я хочу, чтобы моя «Санточка» попала в хорошие руки. Вы понимаете? Продать яхту – это все равно, что выдать замуж дочь. У вас есть жена?

– Нет. Я дважды холостяк.

– Замечательно! Вы просто тот человек, которому я мечтал продать «Санточку» за полцены. Да я продаю ее за полцены, потому что очень срочно… Я должен ехать на историческую родину. Только поэтому. Да у меня и в мыслях не было, что я когда-нибудь буду продавать яхту. Но это жизнь… Вы же сами знаете эту жизнь.

– Простите, а за сколько вы ее продаете?